Даже сотой доли такой чудовищно-всепроникающей, устремлённой в тупиковые дали «косвенной» пропаганды вполне достаточно, чтобы уронно воздействовать на человеческую психику, не говоря уже о тех случаях, когда ей придают воспитательный характер, что у нас имеет место повсюду и от самого младенческого возраста.

Что многое в трактовке войны не должно использоваться для её возобновления и повторения, хорошо было известно и много раньше последних мировых разборок. Почти две с половиной тысячи лет, к примеру, вот этим строчкам:

Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей.

…Если убивают многих людей, то об этом нужно горько плакать. Победу следует отмечать похоронной процессией.84

Трудно с этим не согласиться. А исходя из масштабов доставшейся нам скорби, тут можно бы ещё, пожалуй, добавить, что если уж праздновать благоприятный исход, то всего лишь единственный раз – в конце лихой и трудной доли; и на том бы ставить точку.85

О мёртвых вечно думать мужам постыдно…86

И почти то же в «Песни о нибелунгах»:

О мёртвых веки вечные нельзя грустить живым.87

Почему же нас как магнитом тянет поступать «наоборот»? Знаем ли, что нам надо? Готовы ли были бы соблюдать запреты, если они ко благу? Пожалуй, нисколько; – может быть, изредка. И там, где сказано «нельзя», но не висит дубина, перенимая друг перед другом худшее, удовлетворяясь безнаказанностью, протаскивают «можно».88 – Не меньше, чем «косвенная» пропаганда войны, в состоянии принести вреда и зла национальная и религиозная нетерпимость или рознь. Закон о СМИ, а ещё и конституция (ч.2 ст.29) им также декларативно перекрывают дорогу. Но обратимся к жизни. Злоупотреблениям свободой массовой информации, а заодно и «обычной» информацией и на этих направлениях открыты все мыслимые пути.

Откровенным шовинизмом пропитаны многие телевизионные юморины Задорнова («Я – не понимаю!»). – Как и на протяжении многих предыдущих десятилетий оставляются без глубоких комментариев вызывающие действия правительства по развитию экономики в таком режиме, при котором «сливки» этнического «процветания» достаются пока только Москве и Санкт-Петербургу. – По всяким неосновательным поводам, а то и вовсе без них пользуемся такими словесными значками превосходства надо всеми народами и народностями России, кроме «главного», «самого-самого», как «русский дух», «русская тройка», «русский лес», «русская берёзка», «русское поле», «Волга – русская река», «исконно русская земля», «любить по-русски», «новые русские» и т. д. и т. п. – Для изощрений в имперском национализме изобретено и быстро пошло в ход словечко «русскость», аналоги которому в языках остальных народов и народностей федерации, а равно и зарубежья выглядели бы простым чудачеством и нелепостью одновременно (балкарскость, гольдскость, чувашскость, татарскость, комичность (?), голландскость). – Умиляемся при обнаружении очередной, придуманной в экстазе национального высокомерия «выраженности» «слабоумия» у чукчей, ущербности – по сравнению с русскими – у евреев89 (спесь тут заметно пошла на убыль под воздействием наслышек об израильском «рае»), американцев, англичан, грузинов, украинцев и т. д. – Как с писаною торбою общество и государство носятся с возрождённым национальным казачеством, якобы способным нас от чего-то защитить на юге, на Урале и в Сибири.90

Те же приёмы игнорирования узаконенных ограничений видны в повседневных делах, связанных с религиями.

Неостановимо влечёмся к православию, чьё враждебное отношение к иным конфессиям и жажда приобщения к светской власти провозглашаются патриархией РПЦ всё более открыто, причём при нашей отнюдь не только моральной поддержке. – Под знаком религиозного «ренессанса» РПЦ наращивает своё превосходство над другими религиями путём поражающих воображение затрат на реставрацию и постройку бесчисленного количества монастырей и храмов (для народа в целом православная вера обходится слишком дорого, что вряд ли оправданно в условиях всеми признаваемой нищеты). – Практически подавлено конституционное право россиян не исповедовать никакой религии, то есть право на атеизм (будто бы он всегда – воинствующий). – СМИ открыто выражают согласие на сращивание интересов православия с интересами официальной власти, чем последняя понуждается к существенным уступкам перед РПЦ – в ущерб остальным конфессиям.

Но если право так бесцеремонно попирается во внешнем и наглядном, то ещё плоше обстоят дела с вещами на уровне подсознания. Для ряда медийных программ закон в той же ст.4 запрещает использование скрытых вставок, воздействующих на подсознание или оказывающих вредное влияние на здоровье. Однако сказать хотя бы о том, каким образом и кому надлежит определять нарушение такого запрета, просто пока абсолютно нечего – ни законодателям, ни тем, кто исполняет и охраняет законы.

Всем хорошо понятно, в чём тут дело. Над тем, как реально обеспечить ограничения, не очень-то хотелось утруждаться. А очень большой свободы хотелось. Если же бы существовала возможность измерить её в конкретном, а не в сравнительном объёме, то не исключено, что в наличии нисколько её не больше, а то, может, и на много меньше ограничений. Тех, которые часто позарез нужны во здравие перво-наперво ей же – свободе. И у нас от стыда за такую выхолощенную свободу хватило бы решимости это признать?

Сделать это пора бы давно. Если медлить и стараться ничего не замечать, то, как было и раньше, останется только изображать святочное «благородное» недоумение насчёт того, откуда берутся антиглобалисты, скинхеды, экстремисты, другие разного рода политиканствующие и до времени аполитичные фанаты, террористы наконец. Прочь лицемерие! Они появляются прямо из нас. Из наших ущербных общих пониманий свободы, порою никак не соотносимых с обилием узаконенных обязанностей и ограничений…

…чем менее дают людям свободы суждения, тем более уклоняются от состояния наиболее естественного и, следовательно, тем насильственнее господствуют.91

…вся истина невыносимее её половины…92