Он же запнулся от звука ее голоса. Родного. Со стальными нотками.

— Неправильный вопрос, милая.

Ибрагим держался на чистом адреналине. Выдержки уже никакой не было. А если учесть, что Шрайман не спускал с них глаз, то можно только подивиться почему этот ублюдок вообще еще по земле ходит.

— Чего ты хочешь? — она послушно спросила то, что требовалось.

Ведь знала же. Знала, что он хочет услышать. И что хочет получить. Но без боя сдаваться не собиралась. Его упрямая зимняя девочка.

— Если в целом, то тебя, — шепчет на ухо, искушает, — А если в частности, то… тоже тебя.

Ее рука спустилась по спине, поглаживая, и Ибрагим от удовольствия зажмурил глаза. Невинная ласка. Но от ее рук он бы умереть не отказался.

Так всегда было.

Стоило Диме ему просто в глаза посмотреть, — и все. Никакого благоразумия. Никакой выдержки и сдержанности. Вспыхивал, как спичка. Желание сметало любые аргументы. И хотелось только одного: прижать к себе крепче, под кожу ей залезть.

Но… забылся. Потерял внимание. Разомлел от ее касания.

Что-то твердое и острое уперлось ему в бок. Надавило. Оцарапало кожу.

Прижал ее к себе ближе, сильней, надавливая и заставляя ранить глубже. Пустить кровь. Ему плевать, никто и не увидит, — рубашка черная. А ей, может быть, станет комфортней.

— Так зачем, говоришь, ты здесь? — тихий вкрадчивый голос, легким ветерком коснулся его скулы; губы, едва касаясь, задевали кожу. Теперь задрожал он.

Ибрагим с мрачным удовлетворением наблюдал за Шрайманом, как тот от злости позеленел весь, но с места не рыпался. Молодец, мужик, не дурак.

На вопрос жены отвечать не стал. Не здесь и не сейчас. Он сюда пришел по ее душу. Остальное, позже.

— Шрайман… кто он? Он тебе дорог?

Показалось, что от ее ответа сейчас зависит вся его жизнь. В какой-то мере так оно и было.

Нож, который был в ее руках, исчез. Но боль осталась. Не физическая, — срать на нее, — та, другая, что не давала по ночам спать, и ломала каждую секунду все, что у него внутри еще оставалось.

Дима остановилась, и его заставила замереть.

— Зачем ты здесь? — ее голос срывается на хриплый шепот, в котором слышится созвучная ему боль.

— Посмотри на меня! — не просьба, требование. Но его упрямая девочка смотрит куда угодно, но только не на него, — Посмотри на меня! Ну же, ты ведь никогда не была трусихой, Дима.

— А может, стоило?!

Она повернулась к нему.

Наконец-то, посмотрела.

Глаза, родные, серые, холодного оттенка. Взгляд, полный боли, невыплаканной, не пережитой, убивающей. Вина, что так и не прошла, не отступила. Много эмоций, ярких, обжигающих своей силой, и среди них он все же сумел рассмотреть то, что она и от себя прятала: надежду. На будущее.

За этим он сюда пришел. Увидеть в ее глазах, что не поздно. Можно еще помочь, спасти, исправить.

— Что, стоило?

Потерялся в ее глазах. Мир не имел значения. Люди стали незаметны. Вся его вселенная сузилась до размера ее зрачка.

Ибрагим не выдержал, сорвался.

Вцепился в ее руку и потащил за собой.

Он ничего перед собой не видел, — не люди, а препятствия, и только.

Какая-то полупустая, заваленная вещами комната. И только за ними захлопнулась дверь, позволил эмоциям взять верх.

— Что ты творишь?!

Может, и еще что-то сказала, но самый действенный способ заткнуть Димитрию Зимину, — это поцеловать.

Вот так, нагло, с напором, и не дать очухаться.

Прижаться к тонким горячим сухим губам, надавить. До боли прижаться, до онемения. И языком раздвинуть, проникнуть в горячий влажный рот. Пощекотать зубки. Услышать стон.

Он будто живительной воды напился.

Но продлиться долго это не могло, — Ибрагим это знал, и защищаться не стал.

Две секунды, и он валяется на полу с разбитой рожей.

— Не стоило ради этого приезжать, я этого недостойна, — бросила презрительно через плечо, собираясь уходить.

— Я приехал помочь, ты не знаешь во что влезла.

— Да неужели? А ты, значит, в курсе? — в глазах чистый лед, а за льдом ненависть вперемешку с болью, — Не лезь в мои дела!

Лучше бы она его ударила! Лучше бы достала свой нож и всадила по самую рукоятку в сердце. Пусть. Он бы терпел, молча, и слова бы не сказал.

Это раньше могла только кулаками его бить, и исключительно на матах.