Именно майор создал стаю из оглушённых смертью и воскрешением людей. Буквально на общей могиле всех остальных, что на самом деле не была им даже могилой. В рухнувшем крейсере они не нашли останков ни единого человека. Даже в тех отсеках, куда теоретически не могло проникнуть ни одно живое создание без добровольного разрешения хозяев. Сам Ойвинд после всех этих передряг хотел одного: сдохнуть. Остальные, пожалуй, тоже. Но, майор скрутил их в бараний рог и силком погнал обустраивать новую жизнь. Да и благая идея заселить планету нормальными людьми принадлежала Нутберу.

Как вспоминал сам старик, настал такой день, когда это желание буквально заполонило все его мысли. Оно не давало покоя ни днём, ни ночью, и планета словно откликнулась на него. Правда, второй корабль она поймала гораздо нежнее. Хотя предложить невольным поселенцам могла лишь то, что наваяла тут у себя в силу своей дикой фантазии. Но берры с первого же дня аварийной посадки корабля, перевозившего славянских переселенцев, окружили их почти непробиваемым кольцом защиты. Благо, поднаторели за десяток предшествующих лет: разобрались с полученными способностями и отрегулировали возможности. Да и местных зверей научились использовать ко всеобщей пользе — планета во всём шла навстречу новообретённым детям.

Ойбер хотел бы объяснить всё это Ракне, но не мог. Его влечение к этой женщине росло наравне со страхом повторения прошлой тягостной истории с Кэтрин. Будь он человеком, решил бы: наказали боги. Только вот для оборотней во всей вселенной не сыскался ни один бог, что взял бы их под своё крыло. Лишь сама планета заботилась о них, как умела. Эта дамочка напоминала кошку, которой подсунули утиные яйца, а та их невесть как высидела. А теперь истерит, сердясь на то, что её детки вместо охоты на мышей так и норовят улизнуть на реку — мочить задницу в холодной мокрой воде.

— Не скучай, — вдруг как-то неожиданно тепло попросила Ракна.

Она распласталась на спине Дубль-Гета и потянулась к нему рукой — Ойбер очнулся от раздумий и осторожно коснулся кончиков её пальцев.

— Не такая уж я и хрупкая, — усмехнулась женщина, крепко сжав его ладонь. — Ты знаешь, что я была ужасной бандиткой?

— Слыхал, — не сдержал усмешки и Ойбер. — Но наши люди повидали тут всяких злодеев. Они говорят, что иные бы здесь и не выжили. Люди очень странные существа, — заметил он, оборачиваясь.

Со стороны осточертевшего кедра шёл Гет. На его плече висела брыкающаяся Наруга и сипло ругалась. Вскоре её опустили на землю, но лишь для того, чтобы небрежно забросить на медвежью спину рядом с подругами. Ракна обняла её за талию, прижалась и что-то зашептала на ухо. Она в последний раз покосилась на Ойбера, улыбнулась, и Дубль-Гет чинно потопал к бивуаку. Шатхия напряглась, стреляя глазками по сторонам — свою защиту хутамка доверяла только двум созданиям: себе и своему обожаемому гранатомёту. В принципе, её глаз мог посоперничать с системами наведения, которые на планете и около неё мгновенно издыхали. Но в этой котловине подобные предосторожности были явно лишними.

Гетбер кивнул братьям и последовал за своим загруженным медведем. Во всём этом было нечто полузнакомое, человеческое. Ойбер, было, задумался и об этом, но тычок в спину напомнил ему о долге. Дубль-О недовольно сопел, подставляя двуногому брату уши, требующие ласки. Получив своё, он мотнул башкой, двинулся к ближайшему кедру и пошёл чесать бока, сладостно пыхтя. Ойбер подошел к неподвижно сидящему на пеньке Ригберу. Проследил его взгляд, усмехнулся и с размаху влепил мечтательному сторожу затрещину. Верней, попытался — Ригбер чуть уклонился, и пустяшная оплеуха лишь взъерошила лохмы на его затылке.

— Что ты на него всё пялишься? — поморщился Ойбер, потягиваясь и разминая тело. — Как выйдет, так выйдет. Она, может, ещё неделю там просидит.

— С чего ты взял? — досадливо нахмурился Риг.

— Слыхал, как Анатоль с Гетом строили догадки. Капитан считает, что при сращении с деревом, она и сама становится деревяшкой. Не в смысле тупой, а такой… Ну, будто для неё и мир меняется, и даже время. Мол, тут у нас пройдёт день, а у нее в башке час.

Он глянул на чешущего спину Дубль-О и хмыкнул:

— При сращении с ним я от этой процедуры балдею. Если уж мы с ним найдём подходящий ствол, так чешемся до опупения. А вот так, глядючи со стороны, меня это не заводит. Зелёная, наверняка, так же меняется, став деревом. Торчит на одном месте и созерцает одну и ту же картинку. Скрипит себе да наращивает годовые кольца — вот и все забавы. Я бы сдох от такого сращения. Что оно дает? Вот, какой с него прок? — разглагольствовал он, раскручивая руки до хруста в плечах.

Ригберу вдруг пришла в голову идея, какой он и сам от себя не ожидал: