— Так значит ты еще не монах? — Надежда в голосе?

Да нет! Он монах! Он еще не произнес последней клятвы, еще не получил всех откровений. Но все уже предрешено. Он монах! Или еще нет?.. Никогда раньше Скайси не думал над этим… так.

— Я… я… еще не произносил клятвы.

— Значит еще не монах! — звонко заключила Инель.

— Да нет… Инель… Понимаешь, я ведь… я ведь уйду… Уйду и больше не вернусь.

— И поэтому?.. — девушка посмотрела на него своими не по возрасту серьезными, синими-синими, как сама мудрость, глазами.

— Поэтому… — они понимали друг друга, не договаривая фразы. — Если… я… полюблю тебя, Инель… Я ведь не смогу вернуться…

— А вдруг сможешь? Если это твоя судьба? Вдруг?..

— Инель!.. — Скайси сжался в комок, пытаясь отстраниться от нее и, в то же время, истаивая от желания прижаться к ней… — Вот этого я и боюсь — сомнений! Сомнения — самый страшный враг веры. Я уже принял решение. Я начал путь и оглядываться мне нельзя. Понимаешь? Если оглянусь — все, я пропал… Я убегаю от тебя, потому что ты нравишься мне… очень нравишься… Наверное, такую девушку, как ты, я мог бы полюбить… Но мне нельзя. Нельзя. Понимаешь? Стоит оглянуться…

— Так и не оглядывайся, — вдруг рассмеялась она, — просто закрывай глаза.

— Я буду мучиться. Буду задавать себе вопросы — а правильный ли выбор я сделал?..

— А как иначе ты узнаешь, что выбор правильный, если вопросов себе не задашь? Если выбора нет — то это не выбор!

— Что ты такое говоришь, Инель? — Скайси почти испугался, уж слишком мудрые слова для деревенской девчонки.

— Думаешь, я совсем ничего не знаю? — обиделась девушка. — А вот и ошибаешься! Я знаю кое-что! Знаю! Вот у тетки Лайси муж! Он — такой как ты!

— Что?! — Скайси вздрогнул.

— Да. Лет десять назад он тоже ходил, как ты… лысый и с косичкой вот такой. Тетка Лайси рассказывала, да только ей никто не верил. А я… увидела и вспомнила. Он влюбился в нее. И передумал возвращаться в монастырь! Выбор у него был, и он выбрал.

Скайси задумался. Да, он слышал о таких, кто начал путь, но не окончил его, так и не вернувшись, чтобы продолжить служение. Но наставники никогда не осуждали их. «Служение их в другом, — говорили они, — Путь — это проверка, испытание не только твоей веры, но и твоего выбора. Верен ли он?»

— А вот ты, почему решил стать монахом?

— Я? — Скайси захлопал глазами. — Да… Не знаю… Решил…

— У тебя родители живы?

— Нет… Я сирота… Меня монахи вырастили.

— Вот видишь?

— Что вижу?

— Выбора у тебя не было! Как можно сделать выбор из двух дорог, если одну ты видишь, а другую — нет?

— Инель! Но!..

— Вот моя бабка Милиша всегда говорит: «Ты не спеши брать того гусака, что торговка держит в руках и расхваливает на все лады, вначале погляди, и на другого, того, который у нее в корзине». Ты другой жизни не знаешь.

— Инель! Если я тебя полюблю, то выбора уже не будет! Я ведь…

— Не сможешь забыть меня? Так?

— Так…

Она улыбнулась, мигом оказалась на нем сверху, обхватила крепко бедрами, чмокнула в губы, тут же вскочила и, уже будучи на лестнице, крикнула:

— Тогда выбирай, Скайси, выбирай! — и исчезла.

Брас

1192 год со дня основания Города Семи Огней. Восточная Тария. Город Брас.

Брас гудел растревоженным ульем. Народ спешил на рынок, где, как обычно в пятый день недели, царила особо оживленная торговля. Окрестные селяне свезли сюда первые овощи, сыры, молоко, живую и забитую скотину, колбасы, копчености, семена для посева, изделия из лозы, рулоны домотканого льна, вышитые хозяйками сорочки и скатерти. Встревожено гоготали гуси, жалобно ревели коровы, деловито квохтали куры, а еще тонко и неприятно пищали утята, но чтобы услышать их писк нужно обладать слухом Джая. Где-то у покошенного забора в стороне от наибольшего скопления народа отчаянно лаял большой косматый пес, которого притащил на веревке на рынок какой-то пьянчужка, надеясь выторговать за псину искорку-другую. Люди не только не отставали от животных, но и превосходили их, наполняя площадь невероятным гомоном. Купцы бойко расхваливали диковинные ткани, бусы, браслеты, чаши и блюда, ковры, привезенные из самой Ары и изделия из дерева сот, или даже из прозрачного, как янтарь, Мицами. Шарлатаны вкрадчивыми, хорошо поставленными голосами предлагали погадать и рекламировали зелья, изготовленные якобы Целителями Силы в самом Городе Семи Огней. Женщины — брасские хозяйки, самозабвенно торговались, перекрикивая всех.

Джай не любил такого скопления людей, а шум любил и того меньше, но ему необходимо было кое-что приобрести и кое-что продать. Деньги сейчас нужны, как никогда, а самый быстрый способ обзавестись таковыми для Мастера Путей — создать и сбыть Перл Огненосца. Необычный, особый огонек — в форме ограненного бриллианта, внутри синий холодный свет плавно перетекает в оранжевое горячее пламя. Джай потрудился даже сделать для него оправу и подвесить на витую изысканную цепочку — готовое изделие. Мужчина, у которого хватит денег купить подобную роскошь для своей дамы, может не беспокоиться о том, что избранница откажет ему хоть в чем-то. Джай ухмыльнулся. Сейчас он выглядит ни лучше, ни хуже любого междуморского купца, торгующего диковинками: серый с красной окантовкой стеганый халат, красные сапоги до колен из мягкой кожи, толстая золотая цепь на шее, серьга с крупным сапфиром (стекляшка изменённая Силой Джая выглядела не хуже драгоценного камня) в ухе, а уж физиономия не требует никакого вмешательства, с таким лицом труднее доказать, что ты Мастер Путей, которым являешься, нежели выдать себя за торгаша, которым не являешься.

Заприметив его, земляки-междуморцы, озадаченно переглядывались — обычно они знали всех своих. Джай вежливо им кивал и улыбался на все тридцать два зуба, как старым знакомым. А ведь он сейчас уж никого из Междуморья не знает, потерял связь даже с теми, кто состоит с ним в кровном родстве… очень далеком родстве… Что ни говори, а зажился он на свете.

Проходя мимо телеги с откидным бортом, на которой, как на сцене, выступал высокий пучеглазый мужчина с длинной до пояса косой, демонстративно перекинутой через плечо, Джай притормозил. Пучеглазый выдавал себя за Мастера, Одаренного Пророка, приторговывавшего к тому же вещами и эликсирами, вобравшими в себя, по его словам, силу семи Целителей. Он даже называл их имена, которые, скорее всего, были такой же выдумкой, как и его собственное звание — фиолетовой мглы Пророка, свидетельствующей о наличии Дара в этом мужчине, Джай не видел. Зато явственно видел посредством собственного пророческого Пути, что коса лжемастера является париком, сам он неуклонно лысеет, будучи неодаренным, которым в отличие от наделенных Силой, Создателем не выделяется густая шевелюра, растущая к тому же с приличной скоростью.