— А Кичид этот не будет против? — обеспокоился Скайси.

— Да чего ж он будет против? Я ужо не знаю, может тебе бабы наши, что получше приготовили… Перину перьевую в доме старосты… или еще чего… ужо не знаю! Но, коль хочешь спать — иди на сеновал к Кичиду и спи! Ночи, правда, еще прохладные, одеяло прихвати.

— Спасибо, добрый человек, — поблагодарил Скайси и побрел, волоча ноги, в указанном стариком направлении.

Одеяло его осталось среди поклажи на Вершке, а Вершок в конюшне в Брасе, за тридцать миль отсюда — Джай переправил туда лошадей еще до начала предприятия. А ведь Джай и Скайси предлагал остаться в Брасе, подождать их там пару дней. Скайси отказался, а теперь вот… жалеет. Главный источник всех его откровений — это Джай, и он старается не отстать от друга ни на шаг. Знал бы Джай, как испугался Скайси, когда тот пропал в Низинке и не появлялся несколько дней… Когда даже Адонаш стал сомневаться, что Джай вернется.

Сеновал, не очень высокий — футов семь, огороженный деревянными балками, удерживающими дощатую крышу, был там, куда и указал старик. Сейчас весна и большую часть складированного здесь по осени сена уже использовали на корм домашней скотине. Наверх вела лестница. Пахло пряными травами, хоть и слежавшимися за зиму.

Скайси ловко взобрался наверх, крикнул в темноту:

— Есть тут кто?..

Ответа не получил и прыгнул в мягкое сено. Полежав неподвижно несколько минут, он понял, что старик был прав насчет прохладных ночей, зарылся поглубже, оставив сверху лишь голову в теплой шапке, которой был впервые по-настоящему, без сомнений, сегодня рад.

Скайси стало вдруг очень тепло… особенно у правого бока. Что-то защекотало ему шею, затем ухо. Он обнимал Инель, чувствовал пальцами шелковистую кожу девушки, ощущал ее запах, перемешанный с ароматом сена, он видел ее улыбку, белые ровные зубки-жемчужинки. Губки — розовые лепестки, глаза — нежные васильки, две светлые косы, спадают на плечи, а их кончики то и дело прячутся в соблазнительной ложбинке меж грудей. Сон. Хороший сон. Приятный…

Вот она становится на цыпочки и тянется губами к его губам. Прикосновение. Он отчетливо ощущает влагу на ее устах. Рука сама тянется туда… куда нельзя… упругая девичья грудь… Приятный сон, хоть и… не мудро как-то ему — начавшему путь, смотреть такой… Не лучше ли его отогнать… пока не поздно?

— Инель… — шепчет Скайси, не отнимая руку от ее груди. — Инель…

Горячий поцелуй, растекается волной жара по всему телу. Приятный сон…

— Инель… Инель?! — Скайси открыл глаза

Она, в самом деле, здесь! Она по-настоящему целует его! А он… он держит ладонь на… ее груди! Это не сон!

Едва опомнившись, он испугано одернул руку, попытался отползти, перебирая ногами в рыхлой сухой траве. Инель улыбалась.

Скайси понял, что уже утро, небо светлеет, и он отчетливо может разглядеть каждую веснушку на таком милом ему лице.

— Что ты здесь делаешь? — сердито спросил он… Вернее хотел спросить сердито, а вышло — испуганно.

— Я всю ночь тебя искала, — тихо ответила девушка, — А ты — вон где спрятался!

— Нас увидят!

— Нет, не увидят и не услышат. Перепились все. Абы эти разбойники не раскачивались сейчас на ветках в Тишином лесу, а были живы, то могли бы голыми руками нас брать. Полдеревни спит, полдеревни ходят с этим твоим Астри Масэнэссом по хатам. Я его видела, где-то с час назад, он на ногах еле стоит от усталости.

— А Адонаш?

— Кто?

— Ну… Мастер, который с косами…

— А! Тот, который с мечами? Так он с Ишкой в садку.

— Ну да… Это понятно… Где ж ему еще быть?..

— А ты почему ушел?

Она хихикнула, нырнула к нему под руку и улеглась на его плече, крепко прижавшись, обхватив ногой и рукой. Нельзя было ни признать, что это ему нравится. И нельзя было это так оставлять.

— Инель… Понимаешь… — Скайси едва себя превозмогал. — Я…

— Так ты соврал, что не женат?.. — обиженно пискнула Инель, но не отпустила.

— Не соврал… Я не женат и никогда не женюсь. В этом дело…

— Почему? — девушка подняла на него удивленные глаза-васильки.

— Я… начал путь… — Он это сказал. Превозмог себя и сказал! Да вот только девушка ничего не поняла…

Скайси медленно стащил с себя вязаную шапку.

— Вот…

— Ой! — Она хихикнула, прикрыв рот ладошкой, затем осторожно дотронулась до его головы, которую, кстати сказать, не мешало бы поскрести бритвой — уж начали отрастать колючей щетиной новые волосы. Растут очень быстро, раньше так не было — каждый день нужно брить, а оставленную на макушке косичку постоянно нужно подкрашивать. Одну неделю пропустил — и у его синей косицы уж на полдюйма рыжие корни.

— Какая странная у тебя прическа… Это еще зачем? У тебя что? Волосы синие?

— Нет. Я монах… — признался, наконец, Скайси.

— Монах?.. — Инель погрустнела. — Так ты из тех… кто никогда не женится, живет всю жизнь в монастыре? В наши края редко такие захаживают… Ты из них? А почему путешествуешь? — она спрашивала это сдавленным срывающимся голоском. Неужели заплачет?

— Да… Я из них… Вернее буду из них. Я начал путь… Но монахом стану, когда закончу его. Закончу путешествие.