Вскочив вчера с кровати, я набросил футболку и спортивные штаны, после чего прошёлся вдоль пляжа с Беллой-Роуз. Джеммы нигде не было видно. Я побежал обратно домой, принял душ и переоделся за рекордное время, прежде чем поспешить к Кристин.

Тот поцелуй… даже сегодня он на переднем плане моих мыслей. Она поцеловала меня как раньше. Прошло два дня, а я по-прежнему улыбаюсь от этого.

Я вырываюсь из своих мыслей, когда слышу чей-то голос.

— Доброе утро.

Я разворачиваюсь, и меня окутывает облегчение, когда я вижу, что Джемма стоит на песке у ступенек.

Она пришла.

— Доброе, — я похожу к краю веранды. Сегодня она не в своей одежде для бега. — Я не был уверен, придёшь ли ты.

— Прости, что не пришла вчера утром, я проспала.

— Я тоже.

Я должен не забыть отдать ей кулоны, прежде чем она уйдёт. Я купил целующихся мальчика и девочку и крохотный зонтик, чтобы символизировать дождь. Я даже думал купить кулон в виде фонарика, ради шутки, но я не против, чтобы этот момент она не помнила.

— Ты голодна? — спрашиваю я, потянувшись к её руке.

— Ужасно.

Я не знаю, что делать. Поцеловать её? На утро после нашего самого первого поцелуя не было сомнений, как себя вести. Теперь всё совсем иначе. Тогда я знал, что она моя, но теперь я не так уверен.

За эту краткую секунду я решаю не делать этого. Хоть мне очень хочется её поцеловать, я не хочу на неё давить. Наш поцелуй в тот вечер перенёс наши отчасти странные отношения на совершенно другой уровень, и я не сделаю ничего, что это испортит.

Однако я сжимаю её руку в своей пока веду её к столику на веранде.

— Садись, — говорю я, отпуская её руку и отодвигая для неё стул. — Я пойду сделаю нам кофе.

— Спасибо, — отвечает она, улыбаясь мне.

Между нами завязывается лёгкий разговор, пока мы едим. Она слушает, как я говорю о своей работе, о маленьких повседневных вещах, которые создают мою жизнь. Это именно такой лёгкий разговор за завтраком, какие у нас были раньше.

— Кстати о работе, лучше мне прибрать этот беспорядок, чтобы мы могли пойти, — я бы лучше провёл день здесь, с ней, обнявшись на скамейке, как мы делали на выходных, но я заставляю себя встать и собрать посуду.

— Давай я тебе помогу, — говорит она.

— Это не обязательно.

— Я хочу.

Я отхожу в сторону, чтобы она могла зайти в дом первой, и улыбаюсь, когда она делает именно это. Джемма останавливается прямо в дверном проёме, оглядывая большое пространство перед собой. Когда-то этот дом был наполнен смехом и счастьем, а теперь он кажется слишком большим и тихим.

Когда мы придумывали интерьер, нам хотелось много комнат, не только для ночующих друзей, а так же и для семьи, которую мы планировали иметь в будущем — но я отталкиваю эти мысли. Я просто счастлив, что она, наконец, нашла смелость зайти в дом.

— Ого, — тихо произносит она. — Здесь так красиво.

Окна вдоль задней части дома пропускают естественный свет, что делает комнату больше на вид и освещает интерьер, увеличивая общую красоту пространства. Совместная работа над планами этого места — одно из моих самых ценных воспоминаний о нас.

Я ставлю посуду на стойку и присоединяюсь к Джемме.

— Давай я заберу, — говорю я, потянувшись за кофейными кружками, которые она держит. — Можешь осмотреться, если хочешь.

Она продолжает держать кружки.

— Давай я помогу тебе с посудой.

Думаю, это её вежливый способ сказать «спасибо-но-нет», и я отношусь к этому нормально. Маленькие шажки.

— Можешь её споласкивать.

— Хорошо.

Я могу сказать, что она слегка ошеломлена всем этим, но она улыбается. Улыбка это хорошо.

Мы принимаемся за работу, и я не могу не наблюдать за ней, пока она останавливается посмотреть в окно. Видеть её такой — расслабленной, пока она ополаскивает посуду в раковине — это такой знакомый вид, который я когда-то принимал как должное. Но больше это не так.

— Вид отсюда захватывающий. Я была бы счастлива каждый день мыть посуду, если бы могла делать это здесь.

Я составляю посуду, пока она споласкивает, и мы быстро заканчиваем.

— Я только сбегаю наверх и возьму ключи, и мы пойдём, — говорю я.

— Можно сходить в туалет, прежде чем мы пойдём?

— Конечно.

Я провожу её через гостиную и снова вижу, что у неё разбегаются глаза, в попытке всё оглядеть. Затем она замечает Самсона.

— О, это та птица, о которой ты говорил? Которая принадлежала твоему отцу?