Среда может определять ценности. Если верить журналу «Бостон Глоуб», чтобы создать спрос на непопулярную долларовую монету Сьюзен Б. Энтони [20] , работнику почты было достаточно заявить: «выдаем не больше двух в одни руки» {23} . Розничные продавцы давно знают эту историю.

Среда может влиять даже тогда, когда мы пытаемся выносить самые непредвзятые и определенные решения. В исследовании Дональда Брауна участников просили поднимать разные тяжести и оценивать их как легкие, средние, тяжелые или очень тяжелые {24} . В некоторых случаях Браун вводил в свой эксперимент якорь (очень тяжелый вес). Гипотеза предполагала, что оценка веса различалась в зависимости от того, насколько вес якоря превышал оцениваемый вес. Гипотеза Брауна подтвердилась. Когда участникам эксперимента предлагали поднять тяжелый якорь, тот же самый вес казался легче, чем раньше.

Браун предложил интересный вариант. Чтобы экспериментатору было легче выполнить свою задачу, некоторых участников просили взять в руки и передвинуть лоток, на котором были расставлены предметы разного веса. Если восприятие веса зависит от другого веса, повлияет вес самого лотка на восприятие испытуемых? Хотя лоток не воспринимался как один из предметов эксперимента, читатель может подумать, что это некая вещь-в-себе, не зависящая от психологического восприятия испытуемого. Он может предположить, что его вес повлияет на восприятие, хотя лоток – это лишь вспомогательный предмет эксперимента. Однако если контекст, а не так называемая физическая реальность определяет наше восприятие внешнего стимула, то вес лотка был бы неощутим.

Результаты этого оригинального эксперимента показывают, что вес лотка не влияет на восприятие веса. Так случилось бы, если испытуемые осознали контекст эксперимента, ощутили воздействие разных тяжестей, а затем исключили бы себя из этого контекста и исключили бы сам лоток. Затем они снова поместили бы себя в эксперимент по оценке разного веса. В определенном смысле лоток не имел бы никакого веса.

Уже давно известно, что ценности создают контекст, который воздействует на чувственные восприятия. В 1948 году Лео Постман [21] , Джером Брунер [22] и Элиот Макгиннис [23] разработали прибор под названием тахистоскоп с экраном, на котором вспыхивали и исчезали слова {25} . Эти слова ассоциировались с разными ценностями. Например, испытуемым показывали слова из политического лексикона, такие как правление, гражданин, политика; слова с религиозным подтекстом, такие как молитва, священное, культ; слова с эстетическим смыслом, такие как поэзия, художник, красота. В целом слова означают шесть различных ценностей, как они представлены на шкале Оллпорта – Вернона {26} . Слова демонстрировались испытуемым в случайном порядке. Несмотря на то что выбранные слова были хорошо знакомы, скорость их распознавания разнилась в зависимости от иерархии ценностей испытуемых, которая выяснялась с помощью все той же шкалы Оллпорта – Вернона. Чем более высокое положение занимала та или иная ценность в их иерархии, тем быстрее он/она распознавали слово. Например, люди, заинтересованные в политике, распознавали «политические» слова быстрее, чем ценители искусства. По-видимому, контекст, определяемый ценностями респондентов, влиял на их зрительные способности.

Также это воздействие среды на наши реакции и интерпретации помогает нам чутко реагировать на так называемый дезориентированный контекст. Здесь люди путают контекст, который контролирует поведение других людей, с контекстом, которым определяется их собственное поведение.

Если я бегу по улице и вижу торопливо идущую женщину, то делаю вывод, что это ее первое спортивное занятие и она хотела бы побежать, если бы смогла. Ходьба и бег взаимоисключают друг друга, как видно на примере дезориентированного поведения. Чтобы достичь совершенства в одном, необязательно достигать совершенства в другом. Вероятно, общество ценит спортсменов, но в перспективе эта женщина может воспринимать себя как человека, который принципиально отказался от спортивных пробежек и предпочитает ходить пешком. Может быть, она давно позабыла об удовольствии, которое приносит ходьба, и у нее сложился образ самой себя как неуклюжего бегуна.

Дезориентированный контекст часто возникает в ситуациях с группами «аутсайдеров», когда мы или они обсуждаем свое поведение. На собственную беду, они пытаются приложить к самим себе критерии, которые не соответствуют их первоначальным целям и намерениям. Возможно, они сами не осознают, когда впервые совершили свой вызывающий поступок, и поэтому более многочисленная и влиятельная группа может убедить их, что они ведут себя неправильно. Группа «своих» недальновидно переосмысляет контекст поведения группы «чужих». Мы изучим этот вопрос в девятой главе, где будем рассматривать человеческие предрассудки.

Различные виды неосознанности, которые мы только что обсудили, – повторение, незрелая когнитивная ориентация, вера в ограниченность ресурсов, концепция линейного времени, образование, нацеленное на результат, и сильное воздействие среды – определяют всю нашу жизнь. Прежде чем мы поймем, как взаимодействовать с ними с осознанной точки зрения, для начала давайте выясним, что мы теряем, совершая неосознанные поступки.

Неосознанность глубоко пустила свои корни. Ее сценарий известен нам наизусть. В суматохе повседневной жизни мы не замечаем своих поступков, пока не возникнет определенная проблема. Когда мы случайно блокируем противоугонку в машине или кидаем носки в помойное, а не в бельевое ведро, то внезапно пробуждаемся. Уильям Джемс рассказывает историю о приготовлениях к обеду, смене белья, приеме ванны и отходе ко сну. Поскольку все будничные дела выглядят одинаково, их легко перепутать, и он бездумно начал с самого привычного.

Когда мы возвращались домой, мой друг рассказал мне замечательную историю неосознанности в трех поколениях. Однажды женщина стояла на кухне и варила мясо. Но прежде чем бросить его в кастрюлю, она отрезала от него кусочек. Когда ее спросили, почему она это сделала, женщина запнулась, немного застеснялась и сказала, что ее мать всегда поступала так, когда варила мясо. Ей самой сделалось любопытно, и поэтому она позвонила матери, чтобы спросить, почему та всегда отрезает маленький кусочек мяса, прежде чем сварить его. В ответе матери не было ничего удивительного: «Потому что так поступала моя мать». Потом, в надежде получить более вразумительный ответ, она спросила свою бабушку, почему она всегда отрезала кусочек, прежде чем сварить мясо. Недолго думая, бабушка ответила: «Оно просто не помещалось в мою кастрюльку».