Он слышал о Гвардии как о безумной своре, но сейчас видел в ней слаженную волчью стаю, где каждый занимал свое место. Он когда-то видел их со стороны, видел отчаянность, с которой Гвардия кидалась в бой, здесь же у них было что-то свое, общее, понятное и доступное только им. Подобие дома. Несмотря на всю внешнюю шелуху из пафоса и громких криков, Дир сейчас видел, как запросто вокруг общаются гвардейцы.

Он видел почти что семью – которой не важна была никакая кровь. И открытие это его поразило.

***

Ян остановился около машины, прикинул расстояние до морга, устало прислонился к капоту, поблескивающему новой краской в слабых лучах осеннего питерского солнца, не с первого раза выудил из кармана полупустую пачку сигарет, быстро щелкнул зажигалкой. Прикурил, затянулся горьким дымом, блаженно прикрыв глаза.

– Курение вызывает рак легких, болезни сердца, катаракту, импотенцию и еще с десяток ужасов, неизвестных врачам, – ухо обжег бодрый шепот.

Ян даже не дернулся, не потянулся как обычно, инстинктивно к ножу, прекрасно зная, что им Влада все равно не достать, только загадочно улыбнулся в ответ. Влад застыл рядом, вдыхая табачный дым. Что-то он там говорил про тягу закурить…

– Может, сам тогда бросишь? – предложил инквизитор.

– Не, вот еще.

– Ну вот и иди нахер, Войцек, – беззлобно заключил Ян.

Неожиданный подзатыльник заставил его с криком распахнуть глаза – прикосновение призрачных холодных рук, прошибающих таким морозом, мало кто вынесет просто так. Ян жил с Владом уже полтора года, но все равно не мог привыкнуть.

Инквизитор угрюмо молчал, докуривая сигарету до самого фильтра.

– Что случилось? – осторожно спросил Влад, усевшись рядом. – Ты как будто и не спал совсем.

Если бы Яну с год назад кто-то сказал, что Влад Войцек с неподдельным беспокойством будет интересоваться чьим-нибудь самочувствием, он громко расхохотался бы этому человеку в лицо. Владу всегда был важен только он сам. А теперь – вот, сидит рядом, в глаза заглядывает.

– Все хорошо, – неубедительно попытался отмахнуться инквизитор.

Глаза чуть жгло от недосыпа, выпитый кофе не помог.

– Ян, – укоризненно вздохнул Войцек. – Давай рассказывай, а то я и дальше буду виться вокруг неприкаянным духом…

Ян вздохнул, но ничего не сказал. Помолчал, крутя в руках сыплющий пеплом окурок и думая, стоит ли доставать вторую сигарету.

– Она мне снится, – выпалил он. – Есеня, то есть. И давай без твоих дурацких шуточек, ладно?

– Да я не собирался… – обиделся Влад. – Ты поэтому по ночам кричишь?

Ян кивнул, продолжая избегать его взгляда. Видения, в которых он раз за разом убивал Огневу, мучили его уже несколько месяцев. Он знал, что Есеня не приходила в себя, несмотря на все усилия врачей, и милосердней было бы отключить ее от аппаратов.

– Она ведь… не чужой человек была, а я вот так ее убил, – глухо продолжил Ян. – Теперь вот мучаюсь с этими кошмарами.

– Жалеешь, что решил меня спасти? – тихо проронил Влад.

– Нет. Никогда.

Даже если бы ему дали второй шанс, он выстрелил бы снова. Трижды – и все твердой рукой, прямо в сердце. Потом, конечно, так же мучился бы от кошмаров.

Прошло еще полминуты, прежде чем он отважился заговорить дальше:

– И самое страшное, что она стоит и молчит. Смотрит и просто с места не двигается, как будто глазами меня проедает, а я кричу что-то, хочу сказать, что мне жаль, что я совсем не в нее стрелял, но чувствую: не слышит, совсем ни слова не слышит, а я все докричаться пытаюсь. – Ян рассказывал, часто вздрагивая, словно сказанное причиняло ему физическую боль. – Влад, я чувствую, как с ума схожу, она мне скоро будет наяву мерещиться…

Он в отчаянии вцепился взглядом в темную фигуру Войцека, который, впервые за долгое время, никак не мог найти, что сказать. Оглянулся по сторонам, на полупустую улицу, боясь увидеть среди прохожих знакомую, худощаво-птичью фигурку.

– Пройдет со временем – должно пройти, – как-то неуверенно пробормотал Влад. – Когда я впервые убил, – неожиданно начал рассказывать он; Войцек вообще никак не распространялся о том, как работал в Праге. – Я месяцами спать не мог, все чудилось в ночи, слышал шорохи, точнее, сам себе их придумывал… А это был оборотень, алкаш какой-то – его и надо было пристрелить, он безобидную соседку загрыз, а я, молодой еще был, все мучился, места себе не находил. Думал, что совершил что-то очень неправильное, что гореть мне теперь, – рассмеялся он, – гореть в Аду… А потом прошло – понял, что иначе никак нельзя было.