«Станция Краснопресненская, следующая станция Белорусская», — послышалось объявление из поезда.

Я поспешил подняться на платформу и попытался смешаться с толпой. Но боюсь, мне это плохо удалось. Всклокоченные волосы, давно небритое, грязное, в копоти и в крови лицо, дикий взгляд, немыслимый коленкоровый плащ, розовые кальсоны, махровые шлепанцы, стойкий запах дерьма и сколопендра, сидящая на плече, я и не заметил, как она туда забралась. Конечно, все это несколько выделяло из толпы. Да, еще водолазка, набитая барахлом.

«Осторожно, двери закрываются…» Я успел вскочить в вагон. Двери закрылись за моей спиной, публика передо мной раздалась в стороны. Поезд тронулся, я шагнул вперед, народ подался назад. Видимо, людей смутил запах. Девушка, заметив сколопендру, завизжала.

Я кашлянул и зычным голосом, стараясь перекрыть и девушку, и шум поезда, закричал:

— Господа, простите, что обращаюсь к вам. Но я три дня не ел (что было почти правдой). Мне пришлось бежать из Крыма от бесчинствующих большевицких орд генерала Юденича. Я бывший депутат государственной думы. Господа! Подайте на пропитание депутату. Не дайте подохнуть с голоду. Помогите, кто сколько сможет, несколько рублей на крошку-картошку.

В вагоне засмеялись. Кто-то полез в карман за мелочью. Я двинулся с протянутой рукой. Мальчик, сидевший рядом с хорошо одетой женщиной, очевидно мамой, показав пальцем на сколопендру, спросил:

— А она ученая?

— Ученая, ученая, — ответил я, нависая над ним своим брюхом. — Можешь с ней сфоткаться.

Я было попытался снять сколопендру с плеча, но тут вагон тряхнуло и сколопендра, заверещав, упала на женщину и скатилась ей за воротник. Бедная тетка закричала, подпрыгнула и принялась хлопать себя по шее, одновременно пытаясь сорвать шарф.

— Не беспокойтесь, мадам, она не кусается, — попытался я успокоить даму, ловя бегающую по ее спине сколопендру.

В вагоне закричали, тут поезд подошел к станции, и мужики с матом вытолкали меня взашей. Я рассыпал поданную мелочь и еле успел сунуть спасенную сколопендру в карман. Кто-то сзади грубо выругался и больно ударил меня по спине. Я шарахнулся в сторону, потом опустился на лавочку на платформе.

Сколопендра высунулась из кармана, в жвалах у нее что-то блеснуло. Я протянул руку, и она опустила мне на ладонь золотую сережку с прозрачным камнем.

«Бли-ин, — подумал я, — наверняка бриллиант, вряд ли эта баба носит фианиты».

— Ну, ты даешь! — сказал я сколопендре. — Даже слов нет.

Та смущенно пожала плечиками. Всеми сразу.

Я вспомнил о бриллианте, который купил ей. Купил в те две недели, когда мы реально общались. Хотел сделать кольцо на день рождения. Мою Прелесть. Белое золото, если не ставить пробу, легко можно выдать за бижутерию. Мог быть вполне безопасный подарок, мама бы не догадалась, что и от кого.

Бриллиантик был небольшой, но удивительно чистый. Цвет/чистота — 1/1. Очень высокие характеристики для того ширпотреба, что можно купить в магазине. Коробочка с камнем до сих пор валялась у меня в багажнике, спрятанная в пакете с тряпками. Выбросить его я пока не решался, а как-то использовать не хотел. Интересно, найдут его менты?

Однако жизнь продолжалась. Мне были нужны ботинки, хотелось пить, да и сколопендру, наверное, надо было бы покормить, вряд ли зимой в Москве ей где-нибудь попадутся кузнечики.

Я взглянул на станционные часы, на них горели цифры: 16–37. Еще бы сориентироваться, какое сегодня число, а то я немного потерялся в этих подземельях.

Когда-то на Речном вокзале был дешевый рынок, и можно попытаться там скинуть барахло и найти ботинки.

Дорогу от Белорусской до Речного посвятил нищенству. Оказалось на удивление прибыльное дело. За те полчаса, что шел поезд, я насобирал около ста пятидесяти рублей. Обалдеть. Правда, мне помогала сколопендра. Она… или он? Плясала русскую у меня на плече. Публика визжала. В прямом смысле.

Выйдя из метро, я обнаружил, что рынка на Речном больше не было. В чудом сохранившемся киоске купил бутылку воды, и сердобольная продавщица посоветовала мне поехать на Коптевский вьетнамский рынок недалеко от Войковской.

Из крышки от бутылки напоил сколопендру и снова спустился в метро, доходы позволяли.

Однако на платформе меня уже ждали. Ко мне подошли два здоровых амбала. Словно революционные комиссары, они были одеты в черную кожу. Один молча сунул мне кулаком в живот, другой, когда я согнулся, ловя открытым ртом воздух, наклонился и прошептал на ухо:

— Слушай, пидор, еще раз тебя заметим, убьем на х… В метро без прописки не работают. Понял?

Потом он наподдал ногой уроненный мною мешок. Шмотки разлетелись по всей станции. Объяснив ситуацию, комиссары отошли. Отдышавшись, я принялся ползать по платформе, собирать вещи. Шедший мимо народ брезгливо меня обходил.

Вроде ничего не пропало, но что-то испачкалось, что-то помялось. Да и запихивал я в водолазку в спешке и не слишком аккуратно. Словом, товарный вид был потерян.

Карьера профессионального нищего меня не привлекала, поэтому я не стал догонять комиссаров, чтобы узнать условия прописки, а смирно доехал до Войковской, сидя в конце вагона. Доехал вполне комфортно, пространство вокруг людьми не заполнялось, хоть запах дерьма и повыветрился немного.