Выйдя из метро, я автоматически поднял руку, чтобы поймать тачку, и тут же опустил. У меня теперь новая жизнь, и такси в ней места нет. Меня не пустили даже в маршрутку, хоть я честно собирался отдать последние тридцать рублей за проезд. Единственное, что мне удалось, — проехать пару остановок на автобусе, толкаясь на передней площадке. Потом, правда, выгнали и оттуда. Остаток пути я пробежал трусцой. Температура начала резко падать, и в тапочках стало невыносимо холодно.

Рынок уже закрывался. При входе мне в нос ударил пьянящий запах шаурмы и кур гриль. Живот тут же отозвался спазмом. Я торопливо проскочил мимо.

Я прошел несколько палаток и уткнулся в металлоремонт, в перечне услуг которого значился и ремонт ювелирных украшений. Положил на прилавок серьгу. Хозяин киоска, айзер, кинув быстрый взгляд на меня и мою добычу, коротко спросил:

— Украл?

— Нашел, — признался я.

— Пятьсот рублей, — прозвучал приговор.

— Это же настоящий бриллиант, — я попытался торговаться.

— Позвать полицию? — спросил айзер.

— Окей, — согласился я. — Давай пятьсот.

Айзер взял сережку, достал лупу, внимательно рассмотрел, вынул из кармана тысячу, показал мне и спросил:

— Сдача есть?

Я отрицательно покачал головой. Айзер покопался в деньгах и протянул мне четыре сотенные бумажки.

— Извини, брат, тогда только так. Других нет.

— А разменять? — спросил я.

— Не могу покинуть пост, вдруг клиент подойдет, — улыбнулся он золотой фиксой.

Я вздохнул:

— Ладно, давай.

За четыреста тридцать рублей мне удалось купить вполне приличные ботинки и даже носки в придачу. Правда, пришлось еще отдать пару бенеттоновских кофточек.

До закрытия я успел избавиться от всего стокового товара и стать счастливым обладателем вязаных перчаток, теплого шарфа и шерстяной шапки. Был период в моей жизни, когда я торговал вразнос барахлом на улицах Москвы. Коммивояжер с понтом. Трудовой навык оказался непотерянным, и я впарил вьетнамским торговцам все, и грязное, и мятое, и даже водолазку, служившую мешком. Дешево, правда, но бешеная сумма в 780 рублей после завершения операции у меня осталась.

Стемнело, я брел среди обшарпанных палаток умирающего рынка. При входе висело объявление о его скором закрытии и сносе. Есть хотелось нещадно. Худение худением, но призрак голодной смерти уже весело щурился мне в лицо. Последний банан вместе с мимоходом украденным с прилавка яблоком был съеден еще в процессе торговли.

Вдруг мое внимание привлекли звуки китайской (она же вьетнамская) музыки. Плакат с изображением монады и иероглифов, запах готовящейся еды и свет из освещенной витрины. (Опять освещенный свет, значит воображение где-то поблизости).

толкнул дверь вьетнамского кафе. Интерьер заставил вспомнить советские времена. Большой зал, освещенный газосветными лампами, стены, покрашенные светло-салатовой масляной краской, длинные, прямоугольные столы, застеленные клеенками, дешевые металлические стулья с фанерными сиденьями. Судя по всему, средний счет в заведении не превысит размер моего капитала.

Редкие вьетнамские посетители и такие же вьетнамские официантки. Здесь был туалет, и мне удалось умыться и помыть руки, правда, без мыла и холодной водой. Я даже помыл ноги. Закинуть их в умывальник пытаться не стал, помыл в унитазе. Дерьмо к дерьму. И с мокрыми ногами вышел в зал.

По-русски здесь понимали плохо, но мне удалось заказать миску тушеных овощей с рисом и чайник зеленого чая. В процессе наслаждения горячей едой появилась подевавшаяся куда-то сколопендра. Я и забыл про нее, увлекшись торговлей. Она выбралась на стол с зажатым в челюстях большим черным тараканом.

Завидев сколопендру, официантка с ужасом на лице и тряпкой в руке бросилась к моему столу.

— Спокойно! Это со мной! — крикнул я, накрывая сколопендру ладонью. Официантка что-то по-своему заверещала, показывая на рот.

— Нет, нет. Это не еда, это друг, — попытался я ее успокоить. Она еще некоторое время покрутилась вокруг и отошла, но явно недовольная. Поняв, что опасность сколопендре больше не угрожает, я убрал руку, и мы продолжили трапезу. Каждый свою.

Я пил чай и ждал, когда высохнут ноги.

— Слушай, — сказал я сколопендре, — неплохо бы тебе имя подобрать. А то и обратиться к тебе по-человечески не могу. Выбирай: Скола или Пендра.

Сколопендра уронила остатки таракана и задергалась. Я не сразу догадался, что она смеется.

— Ладно, — согласился я. — Оставим Сколу, вроде Школы или Шкалы, и то и другое неинтересно, а чем тебе не нравится Пендра? Похоже на Даздраперму, было такое имя в Советской России от «Да здравствует Первое Мая». И у девочек ассоциации интересные возникали.