После Соловьева в русской религиозной философии появились такие «мыслители», которые вообще посчитали, что могут обойтись без богословия, что новая философия вполне самодостаточна и более эффективно может решать проблемы религиозно-духовной жизни. Один из таких радикалов, Николай Бердяев, вообще дошел до отрицания богословия: «Не только философия не должна быть прислужницей теологии, но, быть может, и самой теологии не должно быть. Философия должна быть органической функцией религиозной жизни, а не прислужницей теологии – это разница огромная. Философия не может и не должна быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути истины. Философия, которая будет искать своей пищи в религиозном опыте, не только не будет схоластикой, но именно она будет противоположна всякой схоластике… Схоластическое богословие и есть разобщение с тайнами религиозной жизни, оно свидетельствует о том, что опыт религиозный иссяк, и подменяет опыт отвлеченным мышлением» [71] . По мысли Бердяева, теология представляет собой «навязанное воспоминание о былой религиозности». А вот еще «перл» философской мысли Бердяева из той же работы: «…Для богословского исследования совсем не нужна живая религиозность субъекта, хотя и требуется формальная принадлежность к какому-нибудь вероисповеданию» [72] . А в «Философии свободы» Бердяев буквально ставит ультиматум богословию: «Догматическое богословие должно уступить место религиозной философии» [73] .

Попытки возрождения в России «духовности» с помощью философии оказались неоднозначными. Скорее – разрушительными. Как признает современный русский философ Виктор Тростников, «… опыт русской религиозной философии Серебряного века… отрицателен, он учит не тому, как надо, а тому, как не надо возвращаться к Богу. Она продемонстрировала, что возвращаться к учению Христа, как-то его модернизируя, совершенно недопустимо… если философия хочет помочь человечеству выйти из кризиса, она должна смирить свою гордыню и начать сотрудничать с православным богословием. Это не только не унизит ее, но, наоборот, значительно возвысит» [74] .

Примечательно, что официальная богословская наука достаточно слабо реагировала на появление различных слишком «оригинальных» идей русской религиозной философии. Некоторые авторы полагают, что это было обусловлено тем, что такие идеи формально не квалифицировались как «ереси», а рассматривались как частные мнения философов (а не богословов). Таким образом, мыслители русской религиозной философии имели иммунитет от критики со стороны Церкви и богословской науки. Однако позднее такие философские «ереси» все-таки стали получать должные оценки в работах наших богословов, оказавшихся после трагических событий 1917 года за пределами России. Осмысление русской трагедии столетней давности показывает, что философские «ереси» оказали свое разрушающее влияние и на Церковь, и на русское государство.

Среди таких критиков «ересей» русской религиозной философии я хотел бы особо отметить только что канонизированного Русской Православной Церковью святителя Серафима (Соболева), давшего развернутую критику расцветшей в ХХ веке пышным цветом ереси софианства [75] . В этом же ряду стоят: архиепископ Аверкий (Таушев), святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Иоанн (Шаховской), иеромонах Серафим (Роуз) и многие другие. Православное богословие в целом сумело отбить в ХХ веке атаки энтузиастов синтеза и разных иных философских модернистов.

Опасный вирус, выведенный в лаборатории философско-богословского синтеза, все-таки сумел зацепить общество, в том числе ту его часть, которая считает себя церковными людьми. Причем это относится не только к событиям вековой давности, но и к сегодняшнему дню. В качестве примера приведу высказывание известного православного миссионера прот. Олега Стеняева: «Работая с людьми, оказавшимися в различных сектах, я обнаружил определенную закономерность. Например, если человек зачитывался книгами Блаватской, Рерихов, то он оказывался потом втянутым в секту “Аум Сенрикё” или “Харе Кришна”. Если человек злоупотреблял трудами таких “богословов”, как о. Павел Флоренский или о. Сергий Булгаков, то он попадал в “Богородичный центр”. Если чрезмерно увлекался книгами философов Владимира Соловьева, Трубецкого, Волконского, то мог оказаться среди униатов или русских католиков. Перефразируя известную пословицу, можно сказать так: “Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, в какой секте ты можешь оказаться”. В этом нет ничего удивительного! Лжеименные знания, вредные знания уводят человека из Церкви и наносят непоправимый вред его душе» [76] .

Сегодня главным вызовом для православия становится ересь экуменизма, которая выражается в попытках обосновать «всехристианское единство». Экуменизм (греч. , обитаемый мир, вселенная) – идеология, обосновывающая сближение и объединение различных христианских церквей (конфессий), один из механизмов межхристианских отношений. «Экуменизм – это современное лжеучение, искажающее православный догмат о единстве и святости Церкви Христовой. Согласно его доктрине, созданная Господом Иисусом Христом и святыми апостолами Церковь некогда разделилась на части, “осколки” – различные конфессии (православие, католицизм, протестантизм), в каждом из которых в той или иной степени содержится истина Божия и, возможно, душевное спасение. А в более широком смысле экуменизм учит о неких “семенах истины” во всех религиях, в том числе и нехристианских, и призывает к объединению сначала исповедующих Христа “церквей”, а затем всех вообще “людей доброй воли”» [77] .

А за «всехристианским единством» идеологов экуменизма маячит план создания так называемой «всемирной религии» и «мировой церкви». Еще в 70-е годы прошлого века об этом плане писал выдающийся православный богослов современности отец Серафим (Роуз) [78] .

В том числе используются для этого и работы современных философских «мыслителей» модернистского толка, пропагандирующих идеи «всечеловечества», «интернационализма», «мондиализма», «глобализма» [79] . План врага рода человеческого прост: от синтеза философии и богословия перейти к синтезу церквей и созданию мировой церкви.

Первоначально ведущая роль в экуменизме принадлежала протестантским организациям. Понятие «экуменизм» было предложено в 1937 году теологами Принстонской теологической семинарии. Но сегодня ересь экуменизма проникает также в Православие. Последняя попытка синтеза церквей была предпринята на так называемом всеправославном соборе на Крите в июне 2016 года. Это нашло свое отражение в документе, который был принят на критской встрече, – «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром» [80] . Очень уж некоторые формулировки из документов, родившихся на «всеправославном соборе», напоминают формулировки и мысли из работ основателя русской религиозной философии Владимира Соловьева. Я имею в виду идеи его «философии всеединства». В одной из своих первых публичных лекций «Исторические дела философии» В. С. Соловьев назвал первоначальной философской интуицией провозглашение «нового, неслыханного слова: все есть одно». Следовательно, обособившееся, разделившееся множество явлений этого мирового человечества есть проявление единой сущности. «Все есть одно – это было первым словом философии, и этим словом впервые возвещались человеку его свобода и братское единение». Из этой первоначальной идеи родилась соловьевская «этика всеединства» (работа «Оправдание добра», 1887). А затем В. С. Соловьев дошел и до религиозно-философского обоснования всемирной теократии (работы 1880-х годов: «История и будущность теократии», «Россия и вселенская церковь», «Великий спор и христианская политика»).