Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло
вернуться

Лузгин Владимир
Шрифт:

«Вдали стихает голос басовитый…»

Вдали стихает голос басовитыйГрозы внезапной, пред которой страхПонёс птенца искать моей защитыПод крышей в виноградных кружевах.Но сквозь зигзаги молний на излётеЕго порывом ветра занесло,И крошечный, в пятак, комочек плотиУдарился в оконное стекло.Он молча умирал в моих ладонях,Подрагивая крылышком одним,В подпалинках и крапинках зелёных –Беспомощен, бессилен, недвижим.А мать, как появившись ниоткуда,Вьёт в воздухе невидимую вязь,Она ещё надеется на чудо,Слепому богу птичьему молясь.И мучается, что пережидала,Боясь промокнуть в проливном дожде,Не думая совсем о слётке малом,Оставленном в покинутом гнезде.Хотя понятно: может, через суткиИли какой-то пусть чуть больший срокОна забудет этот вечер жуткийИ беспощадный жизненный урок.Да и узнать, естественно, не сможет,Насколько я жесток и бестолков,Когда птенца напрасно обнадёжилОткрытой дверью, обещавшей кров.

«Ведь даже в бездне ада канув…»

Ведь даже в бездне ада канув,Я повторить и там готов:У смерти нет людских изъяновИ властью купленных судов.Ей ни к чему любая ксива,Её ничем не обмануть,Она как служка из архива,Вскрывающая фактов суть.Как прокурор в господнем притче,Сей миг и много лет спустя,Найдёт, добавит или вычтет,Листами дела шелестя.И тут же в кабаке иль в чаще,В тупик попавшим иль в фавор,Выводит почерком скользящимНа лбах конечный приговор.

«Век 21 мимоходом…»

Век 21 мимоходомКоснулся северных широт.Октябрь семнадцатого года.Россия. Родина. Народ.Не внемлет нищему имущий.Больных здоровым не понять,Но жизнь при этом любят пуще,Чем даже собственную мать.До слёз довольные собою,Общаясь в родственной среде,Живут от ломки до запояПрислугой жалкой при вожде.Однако надувая щёки,Своим величием гордясь,Любой из них – Ордин-НащокинИли почти удельный князь.Который раз – одно и то же.И, кажется, что будет впредь,Как на меня никто не сможетЛичину рабскую одеть.А те смеются, не смолкая.Пьют зарубежное вино,Подсиживая и толкаяКоллег, со всеми заодно.Крестясь обеими руками,Забыв про совесть, честь и страх,С прилизанными волоскамиНа низколобых черепах.Следя на плазменных экранахВ шале, по замкам, во дворцах,Как рушатся чужие планыИ близится Европы крах.Грозя великою войною,Мир обвиняя скопом, весь,Когда бедой очередноюИх обернётся блажь и спесь.Который раз – одно и то же.И, кажется, что будет впредь,Как на меня никто не сможетЛичину рабскую одеть.Хотя свобода не приноситНи благ, ни славы – ничего,Что у своих хозяев проситГорланящее большинство,На всё готовое пред властьюИ без раздумий, как всегда,Меняющее в одночасьеЦаря и веру без стыда.И в ими видимой картине,Где вместо цели – миражи,Век 21 вязнет в тине,В потоках ереси и лжи.Средневековье. Непогода.Жестокосердие. Разброд.Октябрь семнадцатого года.Россия. Родина. Народ.

«Веселитесь, господа…»

Веселитесь, господа,Теша душу, разум, тело:Вы такие навсегда,А другим – какое дело?К солонцам в туман сыройКак ни кралась маралуха –Выстрел в грудь, потом второй,Чтоб не мучилась, под ухо.И напрасно у постаЖдут вас доблестные лица:Кровь по кружкам разлита –Пузырится, пузырится.Что вам власти и господь,И гринписные уродцы:Крови вдоволь и ломотьХлеба ситного найдётся.Пейте, ешьте, господа,Теша душу, разум, тело:Вы такие навсегда,А другим – какое дело?

«Ветер кудри мои озорно ворошит…»

Ветер кудри мои озорно ворошит.Подмигнула звезда и листва прошептала:До чего он хорош – ладно скроен и сшитИз добротного крепкого материала.Только синь облаков фиолетовей глаз.Лишь черемухи цвет щёк холодных свежее,Да черней, чем крыло у дрозда, улегласьБорозда на повёрнутой шее.А ведь я не устал от забот и любви.И доволен был я до ничтожности малым,Но трава проржавела от остывшей крови,Когда сердце стучать перестало.

«Ветрено. Сыро. С тропы ветерок…»

Ветрено. Сыро. С тропы ветерок.Лес огибает подковой.Лучшего места, скорей бы, не смогВыбрать и сам Иегова.С вышки. С трёх метров. С упора. С перил.Выцелив точно в лопатку,Среднего, с серой спиной, завалилС первого, как куропатку.Магнум. Двенадцать. Winchester. Бокфлинт.Гильза блеснула на солнцеИ провалилась, крутясь, словно винт,В снег по латунное донце.Снимки. Звонки. Мерседесы. Порше.Псов и лакеев без счёта.Радостно сердцу, привольно душе.Это – охота.

«Ветер к ветру, словно люди…»

Ветер к ветру, словно люди:Этот буен, этот тих,Усыпляют или будятВ меру факторов своих.Дождь к дождю, совсем как люди:Этот мелок, тот широк,Освежают или студят,Кто как может или смог.К зверю зверь, подобно людям:Этот робок, тот свиреп,Пасанут иль напаскудятВ виде собственных потреб.А природе безразлично,А природе наплевать,Что начально, что вторично,Будь ты схимник или тать.

«Ветры счастья утихли в потаённых углах…»

Ветры счастья утихли в потаённых углах,В глубине непролазных болот лягушачьих,А ведь только вчера за просёлочный шляхТы меня уводила из хутора крадче.Там божилась-клялась навсегда быть моей,Чтоб связал нас закон и обычай,И, поверив тебе, я ушёл от друзей,Вместе с кем я откинулся с кичи.А сегодня с другим – до чего чернобров,Как он молод, раскован и весел –Ты змеёй уползла под берёзовый кров,Что от глаз посторонних туман занавесил.Оставляя меня одиноким щенком,Потерявшимся на новолунье,А сама с тем красавцем встречаясь тайком,Надо мною смеялась, коварная лгунья.Так не бейся в пыли и прими приговорЗа развязанные узелочки,Я не фраер, не мент и не ссученый вор,И по счёту плачу без отсрочки.