Но это ещё не всё. Откроем договор Игоря с греками 944 года. Там мы увидим список послов с указанием, от кого они посланы. Первым стоит посол самого Игоря. Вторым – посол Святослава. Затем посол Ольги. На четвёртом месте – посол племянника Игоря. На пятом – посол Улеба, второго сына Игоря. А вот на шестом – посол от некоей Предславы. Из летописей мы знаем только об одной Предславе. Такое имя носила жена Святослава. Значит, Святослав был женат уже в 944 году? Сколько же ему было лет? Ведь, как уже было сказано выше, малолетних браков Русь не знала. Следовательно, не менее пятнадцати.

Правда, быть может, это какая-то другая Предслава? Но на значительный возраст Святослава ещё при жизни отца есть и другое указание. Откроем сочинение Константина Багрянородного «Об управлении империей». Повествуя о Руси, Константин сообщает: «Да будет известно, что приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии…» (Об управлении империей, 9).

Святослав ещё при жизни отца сидит на княжении в Немограде-Новгороде. Младенец княжить не может. Причём подчеркну, что Святослав в Новгороде «сидит», а не просто числится новгородским князем, находясь в Киеве. А значит, Святославу в 945 г. действительно было не менее 15–16 лет. Но ведь в летописи указано, что Святослав родился в 942 году! Посмотрим на эту запись:

«Симеон иде на хорваты и побеждён был хорваты, и умре оставив Петра сына своего княжи. В се же лето родися Святослав у Игоря» (ИЛ, 942 г.).

Чем интересен этот текст? Тем, что из него следует, что Святослав родился в год смерти болгарского царя Симеона. Симеон действительно ходил на хорватов, потерпел поражение и умер, но не в 942-м, а в 927 году. Если мы примем именно 927 год как дату рождения Святослава, то все вопросы снимутся: в 944 году Святославу было уже 17 лет. Вполне достаточно и для того, чтоб быть женатым, и для того, чтоб несколько лет самостоятельно сидеть на княжении в Новгороде. Видимо, перенос даты совершил один из переписчиков, пытаясь обелить Ольгу. Ведь иначе получалось, что княгиня отстраняет от власти взрослого сына. Кстати, в других списках летописи, например в Лаврентьевском, дата рождения Святослава вообще отсутствует, хотя годом смерти Симеона назван тот же 942 год. Похоже, что последующие переписчики, понимая, что перенос всё равно не спасает положение – князь в 964 году всё-таки оказывается слишком взрослым – вообще изъяли дату рождения.

Здесь есть одно возражение. Начальные части летописи датированы по различным эрам. Не только по константинопольской – в ней рождение Христа приходится на 5508 год от сотворения мира, – но и по каким-то другим. Может, и в данном случае год смерти Симеона – 6450-й – рассчитывается по какой-то другой эре и случайно совпал с годом рождения Святослава – 942-м по константинопольской эре? Действительно, болгарские события в летописи датированы по антиохийской эре – 5500-й и по так называемой «болгарской эре», существование которой установил болгарский историк В.Н. Златарский, чьи выводы были поддержаны А.Г. Кузьминым (41, с. 277–287). В болгарской эре Рождество датируется 5511 годом. Именно наличием двух эр объясняется двукратное упоминание в летописи крещения болгар: 6366 год (866-й по антиохийской эре) и 6377 год (866-й по болгарской эре). Как видим, варианты датировки есть. Однако ни болгарская, ни антиохийская эры не помогают превратить год 6450-й от Сотворения мира в 927-й от Рождества Христова. Эра, по которой Рождество относилось бы к 5523 году, ни в русских, ни в византийских, ни в болгарских источниках не засвидетельствована. О существовании такой эры вообще ничего не известно. Следовательно, перед нами именно перенос датировки.

Правда, в летописи есть один эпизод, который противоречит таким выводам. Это описание битвы с древлянами в 946 году. Святослав там явно изображён ребёнком:

«Суну копьем Святославъ на деревляны и копье лете сквозе уши коневи и удари в ноги коневи бе бо детескъ» (ЛЛ, 946 г.).

Считается, что этот фрагмент – вставленный в летопись отрывок из народного предания. Но давайте рассмотрим его повнимательнее. Итак… Копьё пролетает между ушей коня, то есть над головой, и, падая, бьёт его по ногам. Это что же за конь такой, что у него ноги впереди головы, причём сильно впереди? Ведь чтоб копьё, пролетев над головой нормального коня, ударило его в падении по ногам, оно должно было начать двигаться в обратном направлении. Не туда, куда было брошено, а в сторону коня! Правда, могут сказать, что если копьё воткнётся в землю вертикально перед конём, то, падая, оно может ударить коня по ногам. Но если копьё пролетело над головой коня, то, где бы и как бы оно ни воткнулось, до ног коня оно уже не достанет. Нужно, чтобы, когда середина древка уже прошла над головой, копьё, вопреки законам физики, прямо в воздухе развернулось из горизонтального положения в вертикальное. Вот тогда, утыкаясь в землю, оно может упасть и ударить коня по ногам. В общем, никакое это не народное предание, а измышления монаха-летописца, который живого коня если и видел, то в раннем детстве, а реальное оружие – вообще никогда. Измышление, призванное подкрепить легенду о малолетстве князя.

Возникающий образ княгини не особо пригляден, но он очень хорошо объясняет некоторые факты, связанные с её правлением. Как уже было сказано, мы не знаем, что именно происходило во время правления Ольги, зато можем сравнить ситуацию на Руси до и после неё. В договоре Игоря с греками поимённо названо 20 князей, в том числе два племянника Игоря. Более о них упоминаний нет. Зато мы точно знаем, что к концу правления Святослава иных князей, кроме самого Святослава и его сыновей, на Руси не было. Правление Святослава известно по годам: сплошные походы, места внутренним конфликтам просто нет. Вывод прост: князья исчезли в правление Ольги. Как? Для ответа на этот вопрос достаточно вспомнить судьбу Мала Древлянского.

Что же мы имеем? Куда-то исчезает состряпанный христианскими авторами образ Ольги Мудрой, уступая место звериному оскалу Ольги Кровавой.

Мы упоминали брата Игоря в нашей предыдущей книге об Олеге Вещем (написанной в соавторстве с Дмитрием Гавриловым), когда тот после похода 941 года и прихода Игоря к власти бежал из Киева на запад. Моравские хроники не сохранились. Но, как отмечает А.Г. Кузьмин, «ими пользовались хронисты XIV–XV вв. и в позднейшее время сохранились обильные предания о Святополковой и послесвятополковой Моравии» (41, с. 153). В конце XVIII века их свёл воедино Христиан Феофил фон Фризе в «Истории польской церкви». Здесь мы и находим информацию о русском князе Олеге:

«Вступивъ на престолъ, Игорь немедленно сталъ преследовать сына Олега, такъ какъ он боялся, чтобы народъ не избралъ его во имя великихъ заслугъ отца; онъ старался осторожно устранить его съ дороги. Но Олегъ былъ слишкомъ уменъ и слишкомъ прозорливъ, онъ сейчасъ заметилъ разставленныя сети и потому заблаговременно позаботился о безопасности, собравъ все свои сокровища, бежалъ съ ними въ Моравию. Когда же, при господствовавшихъ въ те времена смутахъ, Оттонъ I вооружилъ въ 939 г. Моравовъ противъ герцога богемскаго Болеслава, знатнейшие Моравы, во внимание къ высокимъ доблестямъ Олега, предложили ему моравскую корону и сделали королемъ. Хотя въ начале онъ по различнымъ причинам отказывался, но кончилъ темъ, что склонился на просьбы и принялъ бразды правденія. Чешский князь Болеславъ счелъ себя весьма оскорбленным этимъ, но не могъ ничего предпринять противъ своего соперника, такт, какъ въ это дело вмешался самъ императоръ.