Однако была ли Ольга/Эльга в глазах императора представительницей „варваров“? На этот вопрос уже сейчас можно ответить отрицательно, и не только потому, что она была христианкой и ее сопровождал священник. Сам факт неординарного приема княгини росов в императорском дворце таким блюстителем этикета, каким был Константин VII, заставляет вспомнить происхождение Ольги „из Плиски“, что является недвусмысленным свидетельством ее родства с царствующим домом Первого Болгарского царства и непосредственно со здравствующим в то время царем Петром Симеоновичем, который был женат на Марии-Ирине, внучке Романа Лакапина. В таком случае Ольга/Эльга приходилась императору, как бы он того ни хотел признавать, свойственницей, почему и была принята во внутренних покоях дворца, куда не допускались иностранные послы и вообще иноземцы. Следует также помнить, что Константин VII оставил описание только торжественных приемов Ольги/Эльги, на которых ее сопровождала свита, официальные послы и купцы, как то требовалось по этикету, в то время как между ними должны были происходить и полуофициальные встречи с императорской семьей в жилых помещениях, закрытых для посторонних» (54, с. 217–218).

Вполне логичные мысли. Замечу, кстати, что тем, кто решит читать сочинение Никитина, следует учитывать, что в стремлении обосновать свои идеи он скатывается до откровенного шарлатанства. Так, об Игоре он пишет: «Игорь представлен в договоре не столько киевским князем, сколько одним из архонтов „черноморской руси“» (Там же, с. 208). И плевать на летописный текст договора, в котором указаны важнейшие города Руси: «…первое от города Киева пакы изъ Чернигова и ис Переяславли и исъ прочих городовъ» (ЛЛ, 945 г.) и на прямые указания современника Игоря Константина Багрянородного, который столицей Игоря называет именно Киев. Если факты не укладываются в теорию – тем хуже для фактов. Олег, подписавший договор 912 года, по мнению Никитина, отношения к Днепровской Руси вообще не имеет. Почему? А вот почему: «В средневековой Германии титул „светлость“ (serenissimus) означал владетельных князей, и в случае с Олегом служит неопровержимым свидетельством его принадлежности к высшим кругам собственно европейской аристократии, поскольку на севере Европы (Дания, Норвегия, Швеция) в то время титулы как таковые отсутствовали вообще» (Там же, с. 185–186).

Вот так… Про конунгов и ярлов Никитин не слыхал. Но рассмотрим «неопровержимое свидетельство». Любой может самостоятельно заглянуть в латинско-русский словарь и убедиться, что serenissimus – вовсе не «светлость», а «безмятежность». Так что если это утверждение Никитина и «неопровержимо свидетельствует» о чём-то, так только о склонности самого автора к откровенному шарлатанству.

Но вернёмся к поставленному выше вопросу: что потеряла Ольга в Константинополе? Ответ, возможно, следует искать в одной загадочной личности в составе посольства Ольги. Багрянородный называет его анеспием. Судя по размеру получаемых подарков, по статусу тот уступает лишь самой Ольге:

«Получили: её анепсий – 30 милисиариев, 8 её людей – по 20 милисиариев, 20 послов – по 12 милисиариев, 43 купца – по 12 милисиариев, священник Григорий – 8 милисиариев, 2 переводчика – по 12 милисиариев, люди Святослава – по 5 милисиариев, 6 людей послов – по 3, переводчик архонтиссы – 15 милисиариев» (45, с. 363).

«И было выдано: архонтиссе 200 милисиариев, её анепсию – 20 милисиариев, священнику Григорию 8 милисиариев, 16 её женщинам – по 12 милисиариев…» (44, с. 364).

Слово «анеспий» означает «племянник». Кто это? В летописи о нём не сказано ни слова. Кроме того, летопись содержит указание на явное недовольство Ольги результатами поездки:

«Се же Ольга приде Киеву и присла к ней царь греческий глаголя яко: Много дарил тя ты бо глаголаше ко мне яко аще возъвращюся в Русь многы дары прислю ти челядь воскъ и скъру и вои въ помощь. Отвещавши Ольга и рече къ сломъ: Аще ты рыцы тако же постоиши у мене в Почайне яко же азъ в Суду то тогда ти дамъ» (ЛЛ, 955 г.).

При этом летопись, описывая посещение Ольгой Константинополя, не говорит ни слова про «стояние в Суде». Допустим, этот эпизод опустили. В любом случае возникает вопрос: чего ждала Ольга? Если она была так оскорблена «стоянием в Суде», то почему не уехала? Что рассчитывала получить Ольга в Константинополе, что ради этого готова была и потерпеть унижение? Причём она не получила желаемого, иначе не было бы резкого ответа византийским послам.

Существует теория, разделяемая некоторыми православными историками, что Ольга рассчитывала просватать какую-нибудь родственницу византийского императора за Святослава. Мы сейчас не будем говорить о том, что Святослав уже был женат. Но сватать родственницу императора за явного язычника… «Живяше же Ольга съ сыномъ своимъ Святославомъ и учашеть и мати креститися и не бережаше того ни во уши приимати» (Там же).

Святослав и слышать не хотел о крещении: «Ни во уши приимати». И как такого императору в зятья предлагать? Да и обратите внимание, сколь низкий статус был у людей Святослава. Они получили дары ниже даже купцовых более чем в два раза. Столь низкий статус людей Святослава был определён вовсе не императором. Как указывает Литаврин (45, с. 198–199), его установила сама Ольга. Возможно, здесь и кроется ответ. Оговорюсь, что дальше будут чистые предположения. Похоже, Ольга действительно рассчитывала просватать родственницу императора. Но не за Святослава, а за «анеспия». Для этого и взяла его в Константинополь. Поэтому и демонстративно занижала статус людей Святослава. Мол, формально он, конечно, наследник, но на деле…

Слово «анеспий» чаще всего означает кровного родственника. То есть этот племянник относился к болгарской родне Ольги. Значит, Ольга, собираясь оставить ему престол, фактически задумывала смену династии. Для этого ей и нужен был византийский брак, который обеспечил бы наследнику помощь империи в борьбе за власть, которая, несомненно, разгорелась бы после смерти Ольги. Но византийцы надежд княгини не оправдали.

Замечу, что тут и следует искать объяснение тому факту, что данный персонаж остался безымянным и именуется просто «анеспий». Дело никоим образом не в злокозненности византийского двора. Информацию они получили, несомненно, от русского посольства. А для Ольги куда важнее было донести до византийцев не имя «анеспия», а его родственные связи – то, что он представитель правящего дома Болгарии, уже состоящего в родстве с византийскими императорами.

После возвращения из Константинополя начинается последний период правления Ольги в Киеве. И летопись об этих годах опять молчит. Обратимся к зарубежным источникам. В хронике «Продолжателя Регинона» под 959 годом есть следующий текст:

«Послы Елены, королевы ругов, крестившейся в Константинополе при императоре константинопольском Романе, явившись к королю, притворно, как выяснилось впоследствии, просили назначить их народу епископа и священников» (Хр, IV, 7).