Отметим, что слова «крестившейся при императоре Романе» показывают, насколько хронист осведомлён о событиях в Константинополе. Император Роман Лакапин к моменту визита Ольги в Константинополь уже почти двадцать лет как лежал в могиле. Но само посольство, о котором сообщают и Хильдесхаймские анналы, несомненно, имело место.

Получается, Ольга практически сразу после посещения Константинополя отправляет послов к Оттону и просит у него епископа. Зачем Ольге понадобились епископ и священники? Ведь ПВЛ не содержат указаний на насаждении Ольгой христианства. Но это ПВЛ. Откроем «Память и похвалу Иакова Мниха»: «И потом требища бесовьская съкруши» (29, с. 26).

«Потом» означает «после возвращения из Константинополя». Кроме того, информация о христианизации Ольги есть в Иоакимовской летописи, отрывки из которой сохранены Татищевым: «Ольга вельми увесчева сына Святослава, но Святослав ни слышати хотя, а от вельмож и смерть мнози прияша, и вельми от неверных ругаеми бяху» (69, т. I, с. 111).

Как видим, Ольга и крестила, и капища рушила, и многих несогласных на плаху отправила. Кстати, а кто именно эти многие? Вспомним договор 944 года. В нём поимённо названы двадцать князей. В 957 году в Константинополе с Ольгой было 20 послов явно от тех же князей. А потом, при Святославе, их уже нет. Вернее, уцелело двое: Роговолод Полоцкий (его спасла, по-видимому, близость к Новгороду, где сидел Святослав), второй – Улеб Переяславский, младший брат Святослава. Он фигурирует в Иоакимовской летописи как участник болгарского похода. Улеб был христианином, но в планах Ольги передать престол племяннику ему места не было. Скорее всего, он просто вовремя бежал в Новгород. А вот восемнадцать остальных князей, включая двух «нетиев» Игоря (нетий – сын сестры), отправились к предкам.

С чего бы Ольге устраивать настоящий геноцид князей? Только потому, что они сопротивлялись крещению? Вспомним поездку Ольги в Константинополь, где она, судя по всему, рассчитывала просватать родственницу императора за своего племянника. По-видимому, Ольга, ничего не добившись в Константинополе, просто решила вопрос иначе. Если племянник не сможет после её смерти рассчитывать на помощь Византии, нужно максимально сократить число его потенциальных противников. В этом Ольга весьма преуспела. Правда, до самых опасных противников ей дотянуться не удалось.

Кстати, о Свенельде. Он упомянут в договоре Святослава с Византией. Значит, он должен был уйти в Новгород, поскольку те, кто был с Ольгой до конца, на карьеру при Святославе рассчитывать не могли. Но когда он ушёл? В период христианизации? Возможно, но, более вероятно, раньше. Ведь древлянскую дань ему Ольга не вернула. Она установила в земле древлян свои «уставы и уроки и суть становища ее и ловища». С появлением на Руси Асмуда Свенельд стал Ольге не нужен. Тогда он, видимо, и ушёл к Святославу.

Что касается самого Асмуда, то именно к этому периоду следует отнести былину «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром». Князем, не позвавшим Илью на пир, был, по-видимому, тот самый «анеспий». А княгиней, уговаривавшей князя примириться, – сама Ольга.

Такой была княгиня Ольга. Мужа убила, сына от власти отстранила, всю Русь кровью залила, место для племянника расчищая. Неудивительно, что ни один из её ближайших преемников не решился на канонизацию княгини, слишком жива была память об Ольге Кровавой. А что же мы читаем в летописи? Всего лишь красивую легенду, призванную скрыть от потомков жестокую правду. Легенду о княгине Ольге.

«Князю Святославу възрастьшю и възмужавшю нача вои совокупляти многи и храбры и легъко ходя аки пардусъ воины многи творяше. Ходя возъ по собе не возяше ни котъла ни мясъ варя но потонку нарезавъ конину ли зверину ли или говядину на углех испекъ ядяше. Ни шатра имише но подъкладъ постилаше и седле в головахъ тако же и прочии вои его вси бяху. И посылавше къ странамъ глаголя Хочю на вы ити» (ЛЛ, 964 г.).

Такой текст, представляющий собой откровенный панегирик Святославу, этому князю-язычнику, ожидаешь увидеть в былине или саге. Но никак не в писанной христианином летописи. Дело в том, что этот текст и другие аналогичные в начальных годах летописи являются, по мнению ряда историков, вставками из сочинения, условно называемого «Сказание о первых русских князьях», представлявшего собою нечто вроде былины дохристианского времени. Пардус, кстати, – древнерусское название гепарда, который тогда водился в южнорусских степях.

Когда именно Святослав сел в Киеве – неизвестно. Процитированный выше текст вставлен в летопись под 964 годом только потому, что вслед под тем же годом идёт описание первого похода в землю вятичей. Предыдущие восемь лет – пустые. Даже если не учитывать приведённый в предыдущей глава расчёт возраста Святослава, достаточно вспомнить, что он упомянут в договоре 944 году. То есть в 964 году ему было уже больше 20 лет. Даже по нынешним временам многовато для «възрастьшю и възмужавшю», а в то время мужчина считался взрослым уже в четырнадцать.

Получается, Святослав занял Киев не позднее 964-го (поход на вятичей) и не ранее 957 года (посольство Ольги в Константинополь). Более точная датировка по летописи невозможна, потому что интересующие годы как раз в ней и пусты. Но, учитывая, что Ольге после возвращения из Константинополя ещё нужно было время для уничтожения других князей, а Святослав с 964-го и до своей гибели в 971 году практически всё время провёл в походах, на киевский стол он взошёл не сильно раньше 964 года.

Уточнить дату позволяют немецкие хроники. В хронике «Продолжателя Регинона» под 962 годом сказано следующее: