— Я тебя обманывала.

— Недоговаривала, — поправила я.

Я тоже недоговариваю, вру и скрываю истину. Лгунья в чужом теле, пусть этот путь выбирался не мною, но суть не меняется. А если вспоминать наше знакомство Дарлой… Я ведь смирилась с недомолвками, знала, что мне не сообщают всей правды.

— И тебя это совсем не злит? Не обижает? — Самообладание возвращалось к ней.

— Немного. Но если я буду злиться на тебя, то должна и на некроманта, и еще Клайма, Риджа… Тогда я ни к чему не приду! — Я поджала губы. — Это не потому, что мне нужна чужая поддержка, нет. Просто я понимаю, что была для вас никем. Очередной студенткой из Холиральской академии. Но теперь это не так, мне хочется в это верить… И если подобная ложь случится вновь, то я сильно обижусь. Очень сильно…

Повисла краткая пауза.

— Значит, мир? — неуверенно спросила Дарла.

— Да. Но я желаю услышать твою версию происходящего, — ответила я, теперь понимая, почему не спрашивала об этом у Даниэля. Мне было важно услышать объяснения Дарлы.

Я привязалась к девушке и хотела получить подтверждение того, что это взаимно.

Но было что-то еще, что-то, выбившее дочку ректора из колеи — ее щеки покраснели, как после мороза, не той прохлады, что царила сегодня, а настоящего холода со снегом и метелью, в глазах затаилась грусть.

— Идем, — бросила я, теперь настала моя очередь вести за собой.

— Ты собралась прогулять? — с сомнением протянула Дарла, когда я повела ее в сторону ворот.

— Да, — решительно кивнула.

— Не лучший поступок в твоем положении.

— Если я пропущу музыкальное искусство, это благотворно скажется на моем моральном состоянии. Не думала, что на магическом отделении тоже есть столь бесполезное занятие.

Дарла ехидно улыбнулась.

— Час талантов.

— Талантов? — Мой голос не скрывал скептицизм. — Я слышала, как ты играешь. Если у тебя и есть талант, то к пыткам.

— Ты себя слышала?

— Мне простительно.

— Ты становишься невыносимой.

— А ты была такой с самого начала, — парировала я, закончив обмен любезностями.

Дарла улыбалась, и я тоже… Словно душа обретала крылья. Каждая минута, каждый час и день со мной что-то происходило. Изменения не поддавались контролю, как бурная река, они несли меня с собой, захватывая крупицы земли и углубляя русло моей жизни в этом мире.

Дом встретил затаенной тишиной. Я еще никогда так рано не возвращалась с академии. За всю жизнь я прогуливала учебу от силы пару раз, но сегодня особый случай.

— Проходи. Там гостиная, — махнула рукой, показывая направление.

— Хороший домик.

— Чистый, — лишь из-за природной вредности добавила я, вспомнив один-единственный раз, когда была в гостях у Дарлы.

Она с недовольством посмотрела на меня.

— Я ценю уединение. — И будто услышав ее, в прихожую вошла Дарина в зеленом длинном платье до щиколоток и сером фартуке с оборками.

Дарла усмехнулась, выразительно посмотрев на меня, как бы говоря: «А у меня-то нет прислуги. Я все делаю сама».

— Вы сегодня рано, госпожа.

— Так получилось, — замялась я, теребя лямку рюкзака и гадая, не аукнется ли мне прогул.

— Подать чаю?

— Нет, не надо. — На днях я случайно отыскала запасы вина.

Бокальчик не повредит, развяжет язык, но на трезвость ума не повлияет.

Я относилась к алкоголю неодобрительно, но интуиция подсказывала, что сегодня он будет кстати. Задумчивый взгляд остановился на Дарине.

Уединение…

— Сегодня ты можешь уйти пораньше. Я справлюсь сама.

Служанка замешкалась, на ее лице отразилось легкое удивление.

Надо будет проверить гостиную, вдруг подслушивающие артефакты завалялись.

Свою комнату я проверяла регулярно, заглядывая во все углы и прощупывая недоступные взгляду закутки.

— Хорошо. Спасибо, госпожа. — При чужих Дарина вела себя формально.

* * * * *

Ночь исполняет желания или становится кошмаром, ее способность делать это наяву и во сне не сравнима со спокойным дневным светом, что тушит таинственность на корню.

И сегодня некроманту выпала доля стать чужой жуткой реальностью. Жестокость, что от него требовалась, не была спонтанной, на нее напросились — настойчиво, нагло и глупо.

— Ты ведь все поняла? — тихо и угрожающе сказал он.

Девушка, лежавшая на земле, панически закивала. Даниэль не тронул ее и пальцем, но ногти Ириды обломались, став грязными, как у бродяжки. На земле зияли борозды и ошметки травы. Глаза опухли от слез, губы, искусанные до крови, выглядели как никогда неприглядно.