Шрифт:
— К русалкам?! — глаза моего постреленка загорелись в восхищении и диком любопытстве. — А какие они? — от предвкушения новой интересной сказки сынок вновь начал ерзать у меня под боком.
— Вредные и шумные, — я была откровенна с сыном.
— Как девчонки в садике? — уточнил Ванятка.
— Еще хуже, — нажаловалась я.
А вот из садика нас за прогулы скорей всего уже выгнали. И куда теперь ребенка пристраивать, чтобы на работу ходить? Хотя, на какую работу? Меня, наверное, уволили еще раньше, чем Ванюшку из садика отчислили. Так что теперь могу сидеть дома с сыном и заниматься воспитанием, только что мы будем кушать? Может отобрать у бабулек скатерть-самобранку в качестве компенсации за моральный ущерб?
— Мамочка, я домой хочу! — жалобно прошептал постреленок.
— К бабушками Яге и Янине? — спросила я и, припомнив, добавила: — Тебе там зверюшки твои подарки приготовили. В узелке моем лежат, нужно принести, тебе показать, — рассеянно говорила я, вдыхая родной аромат пушистой макушки сына.
— Нет, к нам домой! В садик хочу! — пояснил Ванятка, вдруг как-то слишком крепко обнял меня и скуксился. — Я даже манную кашу буду кушать, только поехали домой.
Из глаз сынишки потекли слезы. Обычно веселый, находчивый, никогда не унывающий мой четырехлетний постреленок в один миг превратился в расплакавшегося малыша, которого я никак не могла успокоить. Его слезы заразили и меня. Поэтому, я смогла лишь усадить Ванятку к себе на колени, обнять двумя руками и, уткнувшись носом в его волосы, молча покачивать малыша, глотая сырость, бегущую из глаз.
— Ну вот, а я думал, вы увидите друг друга и обрадуетесь, смеяться будете, а вы тут решили фонтан устроить, — пытался нас отвлечь заметно нервничающий парень.
— Кстати, о фонтане, — вскинулась я. — Где флакончик? Опять эти престарелые интриганки что-то замышляют?
— Интриганки? — не понял мой злой юмор Костя.
— Или бледненький решил добытое тяжелым трудом пойло себе забрать? — перебирала я варианты фиаско.
— Бледненький? — казалось, парень не мог поверить в происходящее, видимо, я покусилась на святое.
— Ага, — зло прищурилась я, — есть возражения? — боевой настрой зашкаливал.
— Возражений нет, — тут же выпрямился и замотал головой парень. — Я — Костя, он — бледненький.
— Так, где с боем добытое? — не унималась я.
— О чем ты, Машенька? — парень уже явно беспокоился о моей вменяемости.
— О зелье! — злилась я.
— О каком? — не унимался новоявленный еврей.
— Заветном! — устав от препираний ответила я, шмыгая носом.
Это явно придало парню сообразительности, потому что он тут же ответил.
— На столе стоит, — показал парень, помогая рукой мне сориентироваться в пространстве.
На мощном сооружении из темного дерева, покрытого ярко-красной расшитой золочеными узорами скатерти, действительно стоял мой пузырек.
— Подменили? — высказала я рвущиеся наружу подозрения.
— Зачем? — удивился Костя.
— Чтобы ворожбу на меня навести! — теперь из меня рвались претензии.
— Зачем? — парень решил не ломать голову и обходиться только одним словом.
Неужели передо мной Эллочка-людоедка в мужском исполнении?
— Чтобы стала легкоуправляемой и не перечила вашему злыдню! — политическая корректность с мужским полом — не мой конек. Пусть благодарят, что в руке сковородки или скалки нет!
— Зачем? — не унимался болезный, страдающий явным дефицитом словарного запаса.
— Действительно! Зачем я тут распинаюсь, пойду найду здесь более полезного, — зло ответила я, — И вменяемого! — добавила уже более равнодушно.
Чего это я действительно завелась? Как будто мои желания, мнения, интересы в этой сказке игнорируют в первый раз. Пойду, сделаю все сама, как хочу и с кем хочу, а они потом пусть сами все разгребают. На этой оптимистической ноте я деловито повернулась к Ванюшке:
— Мамина радость, нечего сопли на кулак наматывать! Пойдем и всех победим! Ты же меня с новыми своими зверюшками не познакомил и с дядей Кощеем! Ты бабушек Ягу и Янину видел? А Елисея? Там еще Тихон, Любомир и Святояр с подчиненными должны были прибыть, если, конечно, их портал обратно не выплюнул в тридесятое царство! — забалтывала я горе собственного ребенка.
— Нет еще, я сразу к тебе побежал, — все еще шмыгая носом, ответил сынишка.
Сердце щемило от жалости к себе и обиды за сына. Используют нас, как разменную монету, в своих высоко-политических играх. Но ничего, победа будет за нами, мы упертые!
— Пойдем здороваться, они по тебе очень сильно скучали! — озадачила я практически успокоившегося постреленка.
Я спустила Ванятку на пол, встала с постели и, обойдя секретаря, забрала со стола склянку с заветным зельем и мою сумку, в которой, кстати, обнаружился блокнот с записями.
— Разрешите, я помогу Вам, Мария Васильевна, найти своих друзей! — не на шутку встревожился секретарь. — И хотел бы сразу объяснить свое поведение. У нас на женщин и детей чар не наводят. Во-первых, это бессовестное деяние, во-вторых, в редких случаях вредно для здоровья. Поэтому у нас в государстве никто не пойдет на такое бесчестие и риск. В связи с этим Ваши вопросы, Мария Васильевна, были для меня удивительными. Я прошу прощения, что не учел Ваше эмоциональное состояние и проявил бестактность.