И пришпорил коня.

— Так и слышу: «только потом не жалуйся», — рассмеялся вслед Мечислав.

Сотник пожал плечами, дескать, сам напросился. И так смешно князю стало от этого пожатия. Ну что, что может такого случиться после десяти лет изгнания?

Глава третья

— Не верю. — Тверд тряхнул головой, посмотрел на озабоченного Тихомира.

Воевода хмыкнул в бороду, шумно почесал затылок.

— Кому? Волхву, дружине, Змееву сотнику? Мне?

— Тебе верю, воевода. Не для того ты нас растил и сюда привёл, чтобы теперь предать. Это уже слишком.

— Слишком — что?

— Слишком глупо.

— Думаешь? А знаешь, почему я оказался в Меттлерштадте? Сказать тебе?

— Зачем?

— Ну, как — зачем. Ты же никому не доверяешь. Даже брату.

— С чего ты взял?!

— Не кричи, люди оборачиваются. Мне, Тверд, почти втрое больше лет. Я такой взгляд знаешь, сколько раз видел?

— Какой взгляд?

— Разочарованный. Будто брата потерял. Запомнились мне такие глаза. Знаешь, — воевода раздумывал, говорить ли. Решился, — Миродар на меня так смотрел, когда из города гнал.

— Отец? Тебя выгнал? — голубые глаза молодого боярина в изумлении уставились на Тихомира.

— Чего такого? Обычное дело.

— За что?

— За неосторожные слова.

— Разве так бывает?

— Чаще, чем ты думаешь, — хмыкнул учитель. — На свадьбе Миродара и Жданы я сказал, что люблю её. Вернее, я сказал, что вижу своих самых близких и любимых людей, но твой отец решил, что эти слова значат нечто большее, чем я хотел сказать. Ревнив был, хоть в жрецы иди.

— Почему — в жрецы?

— Кто не любит богов до самоотречения, тому в жрецах делать нечего. А твой отец отказался от жизни, лишь бы спасти жену.

— И что? Он не так тебя понял и выгнал?

Тихомир молча пожал плечами.

— Прощаясь, я просил князя ийти ко мне, если будет совсем невмоготу. И переезжая, всегда высылал ему гонца с весточкой, где искать. Или ты думаешь, старых друзей так просто раскидать в разные стороны? Другое дело, сам он такой подозрительный стал, или ему намекнул кто…

Воевода пришпорил коня, весь в себе поехал вперёд.

Князья гонят друзей, родных, даже братьев, подумалось глядя ему вслед. Четвертак — двоюродный, по линии Дмитровых. Блотинский князь, троюродный по матери, единственный, кто решил пойти мирным путём. Что же за доля такая — княжья?

— Ну что, боярин? — голос Змеева сотника вырвал из задумчивости.

— Что?

— Что решил, говорю.

— Ты о чём, Двубор?

— Думаешь, ночью всё приснилось? Нет, от разговора не уйти. Надо делать выбор.

— Какой выбор?

— Убеди Мечислава. Если не убедишь ты, нам придётся убить вас обоих. Погоди, не кричи, не зови брата, побереги здоровье.

— Чьё? Чьё здоровье мне поберечь?

— Своё, брата, Тихомира, Вторака. У меня нет времени объяснять тебе всё. Просто вспомни нашу ссору.

Ночной разговор вспомнился до последнего слова. Нет, ссора с сотником не могла присниться — после снов не просыпаешься в темнице. Но Мечислав действительно замял разговор. Правда, поделил власть — себе дружину, Тверду — бояр. А ведь Четвертак десять лет правил без всяких бояр. Ну, какая, спрашивается, после этого у них власть?

— Если ты не уговоришь брата, значит, мы напрасно тратили на вас время. Время и деньги. Но оставлять вас, оружие, в которое мы столько вложили, опасно. Послушай своё дыхание, Тверд. В горле не свербит? Голова не кружится?

— Чувствую себя прекрасно.

— Вы отравлены. Вчетвером. Дня через три вы все умрёте. На трапезе вам дадут противоядие. Но.

— Но? Ты ставишь условие?

— Теперь ставлю, боярин. Я дам вам противоядие, если ты промолчишь и согласишься действовать, как я укажу. Если ты сейчас поскачешь к брату, вы умрёте.

— А если я тебя зарублю и отниму противоядие?

— А в какой оно еде, ты знаешь? После охоты для вас накроют стол. Отведай все блюда — умрёшь.

— Почему?

— Три кушанья в указанном порядке, боярин. Рискнёшь? Подумай хорошенько, и, запомни: мы — Змеевы люди. У нас иное представление о Правде. И сейчас я не столько показываю тебе свою силу, сколько хочу решить всё по-доброму. Захотел бы, промолчал.

— О яде?

— О яде.

— И где же твоё «по-доброму», если через отраву?

— А с чего ты взял, что «через отраву» — по-злому? Я же не насмерть, только, чтобы убедить.

— Ничего себе! — Вспылил Твердислав, но сотник упредил жестом.

— Спокойней, улыбайся. У тебя ещё трое суток жизни.

— Ничего себе. И так вы всех убеждаете?

— Как и вы. Вспомни переговоры с озёрским амиром. Ворвались, избили, начали угрожать. И уже после подавления — начали разговаривать. Это ли не угроза? А Блотин? Привести армию, показать силу и после этого — начать говорить спокойно, по делу. А что сделал я?