Меня саусбериец попробовал сделать невольной пособницей в краже, что стоило мне больших проблем на работе. А сам Мелисандр просто сбежал: и с тех пор мы не виделись.

– Какого праха? – бушевала я, за рукав вытягивая Мела из бара. Получалось плохо – поди сдвинь такую глыбу с насиженного места!

– Что именно «какого праха»? – с достоинством поинтересовался Мелисандр.

Затем понял, что я не отстану, поднялся и вежливо изобразил, будто это именно моими усилиями его удалось вытолкать наружу.

Островная ночь встретила нас, как куртизанка – любимого клиента. Звезды на небе светили ярко, даже чересчур. Залив тихо блестел под луной, что-то кокетливо шепча – переливами – громче, тише, снова громче… Плеск прохладной воды приносил запах соли и далеких странствий.

Люди вокруг послушно разбивались по парочкам. Но мы с Кесом, хоть и были в том же интимном количестве, носили совсем иной характер.

– В первую очередь – почему они называют тебя Кадием Мчуном?

– Потому что я так записался на границе.

– Зачем?

– Кадия из Дома Мчащихся достойна уважения и всяческого восхваления, – хмыкнул Мелисандр. – Я, как мог, способствовал ее популярности. Но что делаешь в Пике Волн ты, моя маленькая Ловчая?

Я тихо зарычала.

Кес не знал границ. Не знал их, когда сбежал от меня из шолоховской библиотеки, бросив на растерзание иджикаянцам, не знал и сейчас, когда места в карьер принялся шутить, будто мы старые друзья. Мы таковыми не были, и его игривые интонации не встретили у меня понимания.

Я смело ткнула пальцем ему в грудь:

– Дорогой Мелисандр, я от всей души советую тебе сменить тон. В этой стране у меня нет ни власти, ни старой доброй биты, но, если ты думаешь, что я забыла наше прощание – ты глубоко ошибаешься.

Кес с хрустом почесал лохматый затылок.

На преступных улочках портового района он чувствовал себя, как рыба в воде. Слегка склонившись ко мне с высоты своих почти двух метров, Мелисандр проворковал:

– Крошка Ти! Я все прекрасно помню и жду не дождусь возможности загладить свою вину. Но ты сейчас здесь, а не в допросной темнице, и это дает мне надежду на то, что мой проступок был не так уж серьезен.

– Ложная надежда.

– Тогда почему ты разговариваешь со мной?

– Ты пачкаешь имя моей подруги!

– Я восхваляю имя прекраснейшей из женщин бравыми победами.

– Сомнительными победами.

– И всё же!

Я резко сменила тон и остановилась:

– Хочешь прощения?

Мелисандр по инерции сделал шаг вперед, потом с интересом качнулся обратно.

– Хочу-у, – протянул он загадочно.

«Загадошшшно,» – как сказал бы кентавр Патрициус, шолоховский перевозчик с желтыми стременами, любитель местечковых сплетен.

Я вздохнула:

– Дай мне денег.

Глаза Мелисандра полезли на лоб.

Я присела на угол каменной скамьи на набережной, подобрала плоский булыжник и с размаху пустила его прыгать по воде. Тихий плеск успокаивал… Всех, но не чаек, прикорнувших на парапете: с нецензурной чаячьей бранью они взлетели и раскрасили свое отступление авангардными белыми кляксами.

– Я оказалась тут случайно, и теперь хочу вернуться домой. Я собиралась продать значок Ловчей, но этого все равно не хватит на билет до Шолоха. Курс лесного золотого упал этой весной, так что выручу совсем немного, и… – я махнула рукой. – Короче, мне нужны деньги. Раз уж судьба подкинула мне тебя, я рискну их попросить. Как бы идиотски это не звучало – в наших обстоятельствах.

Мелисандр задумчиво опустился на скамейку рядом со мной.

Поглядел в никуда, удивленно покачал головой, будто отвечая каким-то своим мыслям, и, наконец, хлопнул в ладоши:

– Будут тебе деньги, Ловчая. Не парься. А пока хочешь интересную историю?

– Ну, не очень, – призналась я.

Кес только хмыкнул и нагло взъерошил мне волосы своей здоровенной лапищей:

– Не хочешь – не надо. А что насчет хорошо прожаренного стейка?

Желудок предательски заурчал. Громко, требовательно, как гномья оперная солистка на премьере… Мелисандр заржал и жестом поманил меня обратно к косым рядам кабаков.

***

Очень скоро мне начало казаться, что жизнь моя прекрасна и удивительна, Шэрхенмиста – лучшее место для внепланового отпуска, а Мелисандр Кес – чудеснейший из людей. И неважно, что это он забил первый гвоздь в мой карьерный гроб детектива по делам мигрантов.

– Магия, Мелисандр! – орала я, перекрикивая очередной троллий коллектив с саксофонами. – Магия оказалась такой фигней, ты бы знал! Есть она, нет ее – вообще по барабану! Стоило волноваться!

Историк скалил белые зубы, с готовностью кивал, подкладывал мне на тарелку сочный фиолетовый виноград: