Парень сел на стул, рядом с койкой матери и принялся рассказывать ей о том, что с ним произошло: какие встречи, какие передряги, какие мысли его настигли в конечном итоге. Он опускал некоторые детали, опускал и свои смутные чувства к Марии. Мама же внимательно и с интересом слушала россказни своего сына, словно ребенок, внимающий приключенческую сказку перед сном.

— Как-то так… — закончил парень свой недлинный рассказ.

— Знаешь, тебе бы стоило бережнее относиться к своим воспоминаниям. Ты рассказывал так, будто бы их не ценишь вовсе, хотя столько всего интересного произошло!

— Разве я не ценю полученный опыт, новые встречи и все остальное? — не такой реакции он ожидал.

— Нет, этим-то ты как раз дорожишь, но к воспоминаниям неправильно относишься. Наша жизнь, — взглянула мама в окно, — мимолетное мгновение, неповторимое и свободное, а все, что было — остается в воспоминаниях. Друзья есть, опыт есть, но тех моментов, тех чувств, что ты тогда испытал, больше нет — они хранятся где-то там, — показала она пальцем на свою голову, — в маленьком ящичке с подписью «воспоминания».

— Хочешь сказать, что мой ящичек находится в ужасном состоянии и там не прибрано?

— О, точно! — щелкнула она пальцами. — Папки с моментами разбросаны, чувства потеряны, пара паучков плетут свою сеть. Зато соседняя комната с «настоящим» находится в идеальном состоянии.

— Но ведь человек целиком и полностью состоит из воспоминаний, они есть то, что формирует нас, как личность, наши взгляды и мировоззрение.

— Правильно, Зоренфелл. Сам же все понимаешь, так почему не приберешься в себе? — задала мама простой вопрос, чем ввела в ступор парня.

«Я беспорядочен? — задумался вдруг Зоренфелл. — Но что со мной не так? Разве же…»

— Не пытайся копаться в себе сейчас, — прервала она его размышления. — Осознание приходит со временем. Не торопи события также, как и не торопись жить, но живи на полную.

— А если оно не придет? Если воспоминания останутся беспорядочными? — задал он беспокоящий вопрос.

Причина такого отношения к воспоминаниям и, как оказалось, к самому себе, заключалась как раз-таки в его способности изменять свои воспоминания на те, что он желает видеть. Личность Зоренфелла сформирована так, как он пожелал, а не так, как все должно быть на самом деле. В нем нет неправильного ровно также, как и правильного. Но ведь от этого он не потерял своей личности, так в чем же беда?

— Придет или нет — зависит от тебя, — дала мама краткий ответ с легкой улыбкой.

— Вот как… — немного поник Зоренфелл.

— Ты и вправду сильно изменился, повзрослел. Много думаешь о том, о чем не стоит даже париться в твоем возрасте; принимаешь решения, не свойственные ребенку, — она взглянула Зоренфелла, изменившегося в лице и принялась поправлять себя: — Нет, это не плохо, это очень даже круто.

— А мне совсем так не кажется…

— Почему?

— Вместо того, чтобы жить, как и все — простецки, — я морочу себе голову тугими размышлениями, учу кого-то без ума без памяти, хотя сам ничему не смог до сих пор научиться…

— Ты и не научишься, Зоренфелл. Мы учимся всегда и без остановки. Сказать, что ты чему-то научился, будет значить лишь то, что ты заблуждаешься, ведь нет предела совершенству.

— Тогда в чем смысл?

— А его нет, нафиг его, — усмехнулась мама. — Не стоит во всем искать смысл, зачастую его наличие лишь усугубляет дело, так что не обращай на такую глупость внимание.

«Противоречиво же, как-то неправильно, но я почему-то согласен с ней… Какая же все-таки мама необычная и удивительная… Почему ей уготованы такие испытания?» — с болью в душе подумал Зоренфелл.

Еще больнее говорить, когда знаешь, что человек, сидящий перед тобой — твоя родная кровь — в неизвестный момент времени просто уснет без возможности разбудить, пока она сама того не захочет.

— Приляг, ты ведь устал, наверное, с дороги, вздремни немного, — потянула она его.

Зоренфелл не стал противиться и прилег рядом. Мама медленно и аккуратно поглаживала его густые и мягкие волосы, глядя в окно. Парень тут же почувствовал душевное успокоение, хотя еще пару минут назад сидел, как на иголках.

Юноша поддался тяжелым векам и закрыл свои глаза. Разговор о воспоминаниях подтолкнул парня вспомнить те яркие моменты, которые он провел вместе со своей семьей — редко он об таком задумывался.

«Как же это было весело… — размышлял Зоренфелл. — Просмотры комедии поздним вечером, совместные прогулки по парку в солнечную погоду, забавная готовка ранним утром… До сих пор помню вкус тех маминых блинчиков и то, какой аромат был у моей первой выпечки, сделанной своими руками по настоянию мамы… И все-таки я не понимаю, почему нас касаются все эти проблемы… Мама заслужила куда лучшей жизни, чем имеет сейчас! По какой причине она должна быть прикованной к этой тупой кровати в течение стольких долгих лет?! — сжал он одеяло в кулак, сам того не замечая. — Черт бы побрал тебя, Судьба… Ты очень жестока…»