— Ты знала о том, что я скажу это, но все равно посчитала интересным? Разве не глупо?

— Таковым был один из вариантов того, что ты мог сказать, — произнесла Судьба и за спиной у неё появилось несколько десяток линий, из которых выходило бесконечное множество других линий. — Чтобы объяснить на доступном для тебя примере, взгляни сюда, — указала она.

— Древо вариаций?

— Можно сказать и так. Эти семь линий показывали, как ты мог ответить, — увеличила она размер древа, чтобы было наглядно видно.

— Значит ли это, что и тебе не все известно?

— Именно. Потому ты мне и интересен, мальчик, — загадочно произнесла Судьба, после чего объяснилась: — Взгляни на полное древо обычного человека.

Начиная от корней и заканчивая в почках листьев. Высокое дерево, упорядоченное и ровное, с огромным количеством разветвлений. Оно играло бело-голубой краской, постоянно идущей вверх. Заметно то, как линии понемногу двигались к чему-то одному, тому же, что и показано снизу: лепестки плавно превращались в корни чего-то нового.

Что-то новое появлялось при совмещении двух судеб, двух древ между собой — отца и матери. Итог каждого древа — обрести ту самую недостающую половину и зародить следующую жизнь, как в парной эстафете, где передача идет только одному бегуну.

— Получается, судьба человека — это создать другого человека, а жизнь — вариация событий, приводящих к этому моменту?

— Хорошее предположение для мальчишки.

— Хочешь сказать, что все не так?

— Нет, в твоих словах есть доля истины, просто перед тобой упрощенная картинка, взятая для примера. Теперь же посмотри на свое древо и пойми, почему ты мне интересен! — повысила она свой голос.

Картина древа Зоренфела воистину ужасала: недалеко от ростка, где он родился, оно разрасталось и разрасталось, подобно лозе на стене старого дома. Это уже не дерево, а куст терновника, множество ветвей которого были, казалось, потухшими серыми, а другие наоборот — светились пуще других. Но удивляло то, что с каждой минутой появлялось все больше и больше линий из разных непредсказуемых мест.

— Твое существо даже для меня загадка, мальчик, потому-то ты так интересен.

— И что дальше? — ответил Зоренфелл. — Мое древо относится только ко мне и не важно, каким огромным оно может стать — это никак не связано с моей мамой, которая по твоему тупому велению, по идиотской программе, прикована к больничной койке!

Парень почувствовал землю под ногами, но она напоминала стекло. Однако его сейчас ничто иное не волновало, кроме как фигура, парящая перед ним здесь и сейчас. Дурак ли он, что пытается гневаться на саму Судьбу? Что с ним станет?

— Но тебе, блин, нет разницы до какой-то там жизни! Одной из семи миллиардов похожих друг на друга, так ведь? Так какого черта тебе от меня нужно? Коли я тебе так интересен — валяй! Смотри за мной сколько тебе будет угодно, ведь ты бы сделала это в любом, мать его, случае!

— Что тебя злит?

— Ты! Да я тебя просто ненавижу… — подошел он к Судьбе вплотную.

Но глаз у неё не было. Безликая сущность неизвестного происхождения, служащая исключительно камерой слежения, чтобы все шло по заданному направлению…

— Почему ты меня ненавидишь? — задала она простой вопрос, наклонив свою голову вбок.

— Не стоит меня об этом спрашивать… — вздохнул Зоренфелл и развернулся. — Открой мою ветвь и посмотри все варианты ответа — все они верны, ведь это все мои чувства.

— Но в некоторых ветвях ты сочувствуешь мне, ты понимаешь меня, ты любишь Судьбу, — произнесла она о себе в третьем лице. — Так какой ты сейчас, стоящий предо мной?

Зоренфелл не поворачивался. Он озадачен её словами. А за спиной его собственное древо в мгновение ока обзавелось десятком новых ветвей, за которыми наблюдала Судьба.

— Не знаю… — глухо ответил парень. — Ничего я не знаю…

Ветви все росли и росли безостановочно и непоколебимо.

— Ты можешь воздействовать на чью-либо судьбу? — спросил он.

— Только на одну-единственную.

— На мою, значит…

— Верно, — кивнула она, но Зоренфелл не смотрел на неё. — Я могу срубить твое дерево просто оставив тебя здесь.

— Разве я не могу обернуть время вспять и скакнуть на другую ветвь своего древа?

— Можешь, но это мало чем поможет, ведь наша встреча неизбежна.

— Эх-х… — тяжело вздохнул он. — Как бы то ни было, ты никогда не срубишь мое дерево, даже если пожелаешь.

Здесь Судьба впала в ступор, словно её раскусили. Пойманная с поличным, она разглядывала мальчишку, вернувшегося на стул, на котором ранее сидел, и не понимала, кто он такой. «Почему он не боится открыто говорить со мной? Почему разгневан на меня? Почему именно он украл возможность изменять свое древо?..» — вопросы продолжали скапливаться, но ответа на них ей уж точно никто не мог дать.