Подойдя к кровати, понял, что совсем не чувствует ног. Левая рука почти полностью онемела, из желудка начал подниматься липкий противный страх, ватой окутывая сердце и мозг. Василий, который никогда и ничего не боялся, испугался этого страха больше, чем своего состояния.

Коробка с куклой лежала на комоде. Тяжело дыша, с трудом взял ее правой рукой, также начавшей терять чувствительность, и повалился на матрас, слушая громкий замедляющийся стук собственного сердца. Почти полностью парализованный, зубами вцепился в фиолетовую головку щепы в темени куклы и, прижимая мягкую мешковину подбородком, запрокинул голову назад, вытаскивая ее. В голове тошнотворно щелкнуло. Василий попытался вдохнуть, но не сумел и провалился в глубокий темный колодец. Когда долгое падение в темноте закончилось, его тело мягко опустилось на гладкую поверхность.

Он понимал, что лежит на чем-то твердом и ему холодно. Не чувствовал, но каким-то образом понимал. Слышал голоса, которые казались ему знакомыми.

Лязгнуло железо, и он ощутил, что движется, как будто едет по снегу на санках. Сквозь закрытые веки начал пробиваться синий свет. Чьи-то пальцы ощупывали его тело, мяли руки и ноги, трогали голову. Потом стало щекотно в носу, и словно облако льдинок ударило прямо в мозг, обволакивая приятным холодком.

– Ты, надеюсь, отдаешь себе отчет, что с тобой случится, если проговоришься об этом? – услышал он вопрос бабушки.

– Да, конечно… Я понимаю, – ответил знакомый мужской голос. – Тем более что мне все равно никто не поверит… Но и вы должны знать, что руководство в случае успеха все равно узнает. И у вас нет полномочий, чтобы делать это без санкции из Марселя…

– Мы в Советском Союзе, родной. У меня здесь такие полномочия, что хоть завтра отправлю тебя на Колыму, а то и вовсе к стенке поставлю. Или ты сомневаешься? Плевать мне на твой Марсель!

– Хорошо, это ваша ответственность.

– Вот и заткнись!

Послышался тягучий скрип и какая-то сила потянула его вверх, навстречу круглому светлому пятну.

Василий открыл глаза. С опаской попытался пошевелиться. Получилось. Прислушался к своему телу. Сердце билось ровно, пальцы на руках и ногах привычно слушались. Он осторожно сел, затем встал с матраса. Легкая слабость, но в целом все в порядке. Только… ощущение какой-то пустоты внутри или, наоборот, наполненности. Василий решил не углубляться в самоанализ, а просто взял визитку и набрал номер.

– Привет, Василий, – бодро отозвался Степан. – Ну, как прошло?

– Нормально, – сухо ответил тот, – что дальше?

– Приезжай завтра к полудню. Адрес на карточке. И куклу не забудь.

– Договорились, – Василий положил трубку.

Вторую половину дня он провел на кухне, сидя на стуле и бездумно глядя в окно. Моросил нудный питерский дождь, и порывы ветра срывали остатки желто-коричневой листвы с деревьев. Местные бомжи, устроив подобие навеса из полиэтилена под одним из чахлых тополей, сноровисто разливали какую-то дрянь из пластиковой бутылки в такие же пластиковые стаканчики.

«Зимой так не получится. Здесь вам не Конго», – подумал Василий и неожиданно понял, что эта мысль будто пришла извне, безо всякого его участия. Он попытался было сосредоточиться на новом ощущении, но безуспешно. Продолжил сидеть и смотреть в окно. Без мыслей, без эмоций, без желаний. Воспоминания едкой кислотой словно просачивались снаружи сквозь кожу и заполняли его целиком, без остатка. Память возвращалась, накатывая волнами, принося с собой не только подробности детства, но и нелепые видения, которые не имели и не могли иметь отношения к жизни Василия – той жизни, которую он всегда считал простой и понятной. Чувство внутренней причастности к событиям, которые ему виделись, вызывало легкий озноб вдоль позвоночника и необъяснимый азартный интерес.

Сумерки питерской осени плавно перешли в ночную темноту, оконная рама словно раздвинулась, и многоэтажки за стеклом растеклись легкими тенями по чистому холсту, на котором начали проявляться отчетливые красочные, но рваные и неполные картины без начала и конца…

…обернутый, словно мумия, широкими и длинными полотняными бинтами, человек стоял, покачиваясь, перед выходом из пещеры и прислушивался к доносящимся снаружи крикам удивления и страха. Плита, закрывавшая вход в гробницу, лежала на пыльной земле, расколотая на две части. Яркий свет лился в каменную глубокую полость и тревожил закрытые материей глаза ожившего. Пошатываясь и словно преодолевая нестерпимое давление солнечного света, человек вышел наружу…

…старик, одетый в белоснежный хитон, стоявший на коленях в полумраке каменной кельи и тяжело опирающийся левой рукой на деревянный посох. Рот его извергал беззвучные проклятия, и черты синюшного безобразного лица гневно искажались… благоговейно просил о чем-то, поднимая голову высоко к каменному своду, сверкая горящими желтым светом глазами…

…спины двух женщин, бегущих по пыльному, поросшему редкими стволами акаций пологому каменистому склону. Одна из них часто оборачивалась назад и на бегу стреляла из большого черного пистолета. Женщин преследовала бесконечная стая черных животных, похожих на гиен, словно морской прилив, заполнившая всю пустынную долину. Спасительная стена темно-зеленого леса была близко, но оторваться от стаи не удавалось… Громкий свист и туча стрел, вылетевшая из леса, пронеслась над женскими головами и ворвалась в первые ряды злобных черных тварей. Десятки гиеноподобных уродливых существ, издавая пронзительный писк, покатились по земле. Женщины исчезли в густых зарослях…