Шрифт:
Когда клячи добрели, наконец, до третьего с краю дома, всадники чуть не свалились с них.
– Мити нет дома, он в Сасове, - сказала его мать.
Она сидела на крылечке и грызла семечки, давно наблюдая приближение двух всадников.
Петя онемел. Но хитрый попович не растерялся. Позади хозяйки, в открытой двери сеней виднелся знаменитый велосипед. И у Павлика мелькнула дерзкая мысль:
– Так ведь я же сказал: мы от Мити! Это вам послышалось, будто мы спрашиваем, где Митя? Я говорю, где велосипед Митин?..
– А что? Зачем вам?
– переспросила мать Мити.
– Он послал нас к учительнице. До вас на конях, а дальше на велосипеде.
– Это еще почему?
Тут опомнился Петя и, поняв, о чем идет речь, поднял руку с красным свертком и закричал:
– Подарок шлет невесте! Срочный!
На лице женщины отразилась какая-то догадка.
– А я вас знаю, вы сынок батюшки темгеневского?
– улыбнулась она Павлику.
– Ну да, - вдохновился вдруг Павлик.
– Отец их повенчает тайно. Чтобы комсомольцы не узнали. Мы везем ей обручальное кольцо!
Павлик слышал, что Митина мать настаивает на церковной свадьбе, а он желает сыграть красную, по-комсомольски. И ловко сыграл на этом, сочинив тут же басню про обручальное кольцо.
– Обручальное кольцо?
– глуховатая Митина мамаша так и подскочила. Она с необыкновенной расторопностью свела с крыльца велосипед и, торопливо крестясь, сказала:
– Слава богу, слава богу, послушался, наконец, родную мать, женится по христианскому обычаю! Ну, поспешайте, хлопчики, поспешайте! Передайте Клавочке мое родительское благословение...
Ребята схватили велосипед и, боясь оглядываться, побежали рядом с ним прочь от Митиного дома, бросив у забора лошадей из каменоломни.
А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ В МЕТЕЛКИНЕ...
А тем временем в Метелкине все было безмятежно спокойно. Село словно заснуло под звон жаворонков, окруживших его со всех сторон. Кузница в праздники не работала. Парни с девушками на улицах не шумели. На гулянье выходят вечером. На завалинках мирно сидели старики и старухи, греясь в лучах весеннего солнца. Только иногда этот покой нарушали какие-то тревожные резкие звуки.
Это Степан обучал Сережку, бывшего Урвана, играть на коровьем рожке сигналы тревоги.
– Ну, какой же из тебя дежурный, если ты не можешь тревоги проиграть! сердился Степан. Сережке как раз сегодня выпало дежурить у пожарного сарая, оберегать трактор.
Зажав крепкими губами рожок и надув щеки, Степан показывал, как издавать резкие, призывные звуки.
Сережка пытался подражать ему, но, кроме писка, у него ничего не выходило.
Ребята, толпившиеся тут же за околицей, так и падали на землю от смеха.
– Если ты не научишься, я тебя отставлю от дежурства, - грозился Степан, - другого пошлю!
– Да нынче ничего не случится, все кулачье на базаре, - говорил Сережка, - вот когда они вернутся - другое дело.
Так же думал в эти дни и Иван Кочетков. Вместе с учительницей они вышли к мельнице полюбоваться разливом.
Анна Ивановна была почему-то задумчива, а он весел.
– Посмотрите, какая красота у нас, какой простор!
И дышится как легко. Может быть, потому, что кулачье, словно воронье, на базар отлетело и воздух стал чище?
– И он засмеялся.
Анна Ивановна промолчала.
– А когда станем здесь полными хозяевами, красиво заживем - вот увидите! Вот только не уезжайте, не покидайте нас.
Она молчала.
– Конечно, вас ничем и не удержишь, вы перелетная птица, мысли ваши где-то от нас далеко. Я знаю. Где-нибудь за Днестром-сердце оставили... А к нам так залетели, на время.
– Оставьте, Иван Петрович, у меня за Днестром родина пока еще под тяжелой неволей. Вам это известно. Снова идти на подпольную работу - это ведь не на веселье...
– Значит, отогрелись у нас немного, набрались сил, перелетная птица, и снова в южные края? Конечно, если позовут... это ваш долг... Но зачем же самой так рваться, как же ребята наши без вас? Разобьете вы многие сердца!
– Сердца эти принадлежат не только мне, но и вам.
Она замолчала и прислушалась, как играет тревогу неугомонный Степан.
...Наступил вечер. Девушки и парни вышли на берег.
Заиграла гармонь, послышались песни, припевки. Маша покормила своего Ивана ужином, и он задумчиво спросил ее: