Нивен уперся плечом в ближайшее дерево. Он не слышал ничего: ни шепота леса, ни голосов птиц. Даже шума в ушах не было. Не было ничего, и когда Йен далеко впереди обернулся и позвал, Нивен тоже не услышал: до него долетело лишь слабое, призрачное “…вен”. Он с трудом сосредоточил взгляд на фигуре Йена вдали и понял, что тот призывно машет рукой. Попытался отмахнуться, но собственная рука только слабо шевельнулась.

Йен тут же решительно развернулся и двинулся обратно. А когда вернулся, не услышать его было трудно.

“Его услышишь, даже если помрешь”, — мрачно подумал Нивен.

— Я тебя где-нибудь поселю, честное слово! — заявил Йен. — Пристрою на постоялый двор конюхом! А что? Будешь с конями беседовать, и тебе не скучно, и кони выговорившиеся, довольные… А то сколько можно тебя на себе тягать, а?

— Заткнись… — устало прошептал Нивен.

Йен закинул его руку себе на плечо, скомандовал:

— Шагай! — медленно двинулся вперед и снова принялся возмущаться. — После каждой драки…

— Не-прав-да, — с трудом процедил Нивен, перебивая.

— Ладно, — легко согласился Йен. — Через одну. Через одну драку я тащу тебя, полуживого, обратно. Может, научишься уже не лезть, куда не просят? Сидеть в сторонке, пока взрослые дерутся?

Он был зол, слишком зол. Конечно, он, как обычно, не читал нотации всерьез — просто издевался. Но сейчас Нивену вдруг показалось, что издевается он через силу. Что и говорит с ним через силу. И вернулся в принципе за ним, сделав над собой неимоверное усилие.

И голос все так же недобро звенит. В глаза, жаль, сейчас не получится заглянуть — упасть можно.

Но что-то случилось.

— Переживаешь? — Нивен через силу выдавил ухмылку.

Йен фыркнул.

— Просто не люблю таскать на себе лишнее. Даже такое мелкое. Уши перевешивают, а если вдруг ветер подует в лицо, то они, как паруса, надуются и ка-ак потащат!

— Отстань, — устало прошептал Нивен.

Потом. Он разберется, что случилось с его другом, но потом.

— О-о, — сочувственно протянул Йен. — Остроумное “отстань”! Значит, дело плохо… С другой стороны, твое остроумие не то, чтобы всегда блистает, скорее…

Он говорил что-то еще, но тишина снова побеждала. Удивительно — тишина наконец побеждала Йена. Нивен будто укутался в меховые накидки, весь, с головой — вокруг становилось тихо, тепло и мягко. Всё остальное вместе с бормотанием Йена — слишком далеко. И слишком спокойно здесь, чтобы туда тянуться.

Сосредоточиться на том, чтобы переставлять ноги.

Этого тоже не хочется, но еще меньше хочется сейчас падать. Потому что когда вернется мир, когда вернутся звуки, рыжий обязательно вспомнит ему каждый свой шаг с его бесчувственным телом на себе.

Что мир вернется — Нивен знал. Привык.

Он всегда возвращается.

***

Нивен враз потяжелел, обмяк, начал заваливаться.

— Эй! — обиделся Йен. — Я тут тебе говорю…

Стащил руку с себя, попытался привалить бесчувственное тело к дереву, но ушастый завалился на землю.

— Отлично… — пробормотал Йен. — Опять.

А потом услышал это — напряженный, судорожный вздох далеко впереди. Будто туда метнулся ветер над вершинами деревьев, упал там на тропу и удивился, что упал. Так удивился, что принял облик. И прерывисто вздохнул.

Йен со вздохом закатил глаза вверх — бесполезный жест, ветер-то уже был на тропе. Вытащил Весло, шагнул так, чтобы Нивен остался за спиной на случай, если на них нападет очередная жаба.

— Эй! — крикнул теперь вперед. — Выходи! Покажись! Не надо играть в прятки! Не со мной! Не сейчас!

И сам услышал, как глупо вышло. Как натянуто, до дрожи, зазвенел голос, и тому, кто там, впереди, могло показаться, что это от страха. Тот, кто впереди, не знает: Затхэ не боится — не умеет.