Шрифт:
Перечисление заслуг и орденов, название кладбища, стандартные слова о тяжелой утрате...
Андрей Васильевич, как же так?
Я же... вы же...
Газета выпала из рук. А я зарылась в подушку, чтобы никто не слышал, и разревелась.
Как же больно знать, что ты совсем одна на свете. Раньше... неважно, что Истоков был за тысячу километров от меня, даже больше. Он - был.
А сейчас его нет. И мне очень, очень больно...
Я кусала подушку, чтобы заглушить стон, и радовалась. Что есть отдельная комната, что есть защелка на двери...
Как же больно.
– Вань? Спишь?
Аринка змеей проскользнула к брату на печь.
– Дремлю. Чего надо?
С появлением Маши жизнь немного наладилась. Во всяком случае, дрова купили, дом протопили, комнаты отмыли, сделав их пригодными для жилья, но Ваня все равно решил поспать на печи. Ему и тут неплохо...
– Поговорить, - Арина и шипела едва слышно.
– Пошли, во дворе пошепчемся?
Слезать с теплой печки Ване не хотелось вообще.
Никак.
– Здесь говори. Или брысь отсюда.
– Ваня!
– Ты меня слышала!
Аринка помялась немного, вздохнула...
– Вань, ты нашу старшую сестру хорошо помнишь?
– А чего ее помнить? Вот же она...
– Странная она какая-то...
Ваня напрягся. Но постарался не выдать себя голосом, благо, все остальное и так исключалось. На печи было темно, так, что ладонь рядом с глазами не разглядеть.
– Нормальная. А что?
– Да... странная она. Говорит не по-нашему, словно какая благородная, руки у нее тонкие, пальцы холеные, ножки тоже...
– И что?
– А волосы?
– Арина, ты мне сейчас о чем? Маша у тетки жила, они не бедствовали. Что, сложно за собой следить?
– Она говорила, что работала...
– Опять-таки - и что? Если, к примеру, вышивала? Или кружево плела...
Арина задумалась.
– Я лицо ее плохо помню. Ваня, ты старше был... это точно Маша?
Иван Синютин глубоко вздохнул.
– Ну да. Тебе девять лет было...
– Даже восемь...
– Вот ты и плохо ее помнишь. Маша это, точно. А что поменялась... так тетка и учила ее, и время прошло...
– Все равно она странная.
– Глупости говоришь!
Арина помолчала еще пару минут.
– Вань, а это точно Маша? Как-то сильно она поменялась?
– Конечно!
– отрезал Ваня.
– Я ее отлично помню. Да и мать тоже...
Аринка ушла успокоенная. А Ваня еще долго лежал на печи и глядел в окошко, затянутое слюдой. Свет оно почти не пропускало, но выделялось бледным пятном на фоне стен.
Сестра задала тот вопрос, над которым думал и сам Ваня. Думал, честно, серьезно думал...
И выходило у него одно и то же.
Даже если сестричка ненастоящая, все равно - так лучше.
Мать она приструнила, делами занимается, деньги есть... чего еще желать надо? Да ничего!
Ваня отлично понимал, что сам он, как глава семьи, не справился. Не смог.
Пять лет назад ему всего одиннадцать было. И что он мог? Мальчишка мальчишкой.
Глава семьи?
Конечно, все забрала в свои руки мать. И деньги, и хозяйство, и старый дом их продала, хотя там и была развалюха, и сюда они переехали...
Мать принимала решения. И служили они только одному, чтобы ей было удобно. А Ваня...
Стукнуть кулаком по столу?
Поучить мать вожжами?
Выгнать того же Карпа?
Вот что мог сделать мальчишка? Да практически, ничего. Бился, что та рыба об лед, пытаясь хоть как-то облегчить жизнь младшим. И понимал, что не справляется, не может, не...
Даже если Маша - не та... плевать!
Он первый будет ее отстаивать. Это Аринка губы кривит, она дура... в мать пошла, чего уж там. Лучшее, что с Аришкой можно сделать - это за хорошего мужика замуж пристроить. Чтобы и неглупый, и хозяйственный... где ж такого взять?
Надо с Машей посоветоваться об этом. Она поможет. А то девка уж заневестилась, видел Ваня, какими глазами на сестру парни смотрят.
Надо, надо поговорить, мало ли что...
Принесет в подоле, все, считай, жизнь кончена. Либо за вдовца какого с детьми идти, либо в монастырь, либо старой девой век куковать, либо гулящей станет...
Нет, такой судьбы он для сестры не хотел. Обязательно поговорить надо с Машей.
Интересно, а сама Маша замуж не собирается?
Ваня подумал пару минут, и решительно покачал головой. Нет, не похоже.