Больной не спешил отвечать, напряженно изучая пришельца. Пусть магия ему недоступна, но интуиция никуда не делась.

— Прости за беспокойство, обстоятельства вынудили, — повинился Владислав Владимирович.

В палату прошел еще один человек. Прокурор взглянул на него, словно на досадную помеху и продолжил:

— Вы подпишите мирный договор, — он не просил, не спрашивал, даже не приказывал — просто констатировал факт. В руках Владислав Владимирович держал книгу в деревянной обложке. От нее веяло магией, на ней горел оттиск печати времени.

— С ним? Черта с два! — глаза Ярослава вспыхнули ненавистью. Бездонной, лютой, поднявшейся с самой глубины души.

Его научили ненавидеть с такой силой, что взор застилала черная пелена. Никогда ранее не испытывал колдун подобного чувства. Даже когда думал о катастрофе, создавшей зону Надлома. Тогда вместе с болью жило стремление созидать. Теперь душа колдуна жаждала разрушений.

— Яков, подожди за дверью, — распорядился прокурор.

Нагло ухмыльнувшись, маг вышел из палаты.

— Ты ведь понимаешь, что по-другому не выживешь? Просто не выйдешь отсюда.

Ярослав неожиданно усмехнулся. Улыбка напоминала оскал — часть лица осталась парализованной.

— Это мы еще посмотрим.

— Мне нечего смотреть, — отрезал гость. — Здесь и так все ясно. Едва к тебе вернется магия, твой приговор вынесен наперед.

Ярослав не ответил. У него не осталось сил на прежний юмор или колкость. Некоторое время Владислав Владимирович подбирал слова. Его ошибки стоили очень дорого: кому-то счастья, кому-то жизни. Он ошибся снова. С магами всегда сложно. Держать в узде, незаметно руководить, отслеживать их действия, заставлять с собой считаться. Прокурор разыгрывал сложные комбинации, но предусмотреть все невозможно. Три года назад они оба знали, что ходят по острию лезвия. Сейчас каждый из мужчин думал о чем-то своем, но мысли так и остались скрытыми.

— Разве у тебя не осталось ни одной причины, чтобы жить? — тихо спросил прокурор. — Ведь что-то должно быть, то, что держит тебя в этом мире, кроме ненависти.

— Ты редкая тварь.

— Яков, заходи!

Слова… Как давно они стали пустым звуком. Утренним туманом, что уходит с первыми лучам солнца. Слова. О долге, о любви, о ненависти, что небрежно бросаются и еще быстрее забываются, как и обещания, сотканные из их нитей. Они легко произносятся и от них также легко отрекаются. Будь то простое заверение или страшная клятва. Что значит обещание врагу, если с легкостью карточного домика, нарушается оно, данное другу?

Для них время скользнуло назад, и Слово обрело истинную силу. Не отступиться, не забыть. Ибо как сказано, так и исполнится. Пусть Ярослав лежал без капли колдовской силы, его, как и Якова окутывала магия — древняя, как сам мир. Ибо родилась она вместе с ним и века шла рука об руку. Все черпали ее дары и были рождены управлять ею. Это потом она стала Чудом и получила Имя.

Яков отпустил ладонь Ярослава, поднялся и молча вышел.

— Ты встанешь, — сказал прокурор на прощание.

— Я не нуждаюсь в твоих комментариях.

— Здесь нет места для ненависти, — тихо произнес Владислав Владимирович, указав на том в своей руке.

«Расскажи это кому-то другому», — хотел ответить парализованный колдун. Но промолчал.

Это напоминало безумие. Я спотыкалась, обдирала ладони о стебли трав, в последний момент уклонялась от веток и продолжала бежать. Куда? Зачем? Почему так сложно думать, когда что-то неведомое указывает дорогу? Оно исходит не извне, это новое чувство внутри меня. И опасность, что растекается ядом. Я остановилась, напряженно оглядываясь, и крадучись продолжила пробираться к вершине.

Мы увидели друг друга одновременно. Возможно, я располагала несколькими секундами форы. Руки выхватили пистолет, я спустила курок, но пуля вырвалась на свободу слишком поздно, она просто не успеет. Это страшно и завораживающе — когда вперед устремляется, выпущенный драконицей огонь и падает брошенный киллером нож, не долетев каких-то несколько метров до цели. А цель — это я…

Я видела застывший ужас на лице незнакомца, но объятый пламенем человек не сумел издать ни звука. Вместе с ним падала винтовка, которую мужчина так и не выпустил из рук. Тело ударилось о землю, и огонь погас, лишь лениво тлели отдельные фрагменты одежды. Пахло горелым мясом, этот мерзкий запах заполнил пространство. А я так и осталась сидеть на земле с широко раскрытыми глазами.