Когда-то нечистые совы, нехорошие совы, называвшие себя Чистыми, искали такие крупицы. Они зомбировали похищенных совят с помощью света полной луны и заставляли их выполнять гадкую работу — находить в погадках крупинки, которые Чистые позже использовали для захвата мирового господства. Впрочем, им это не помогло, и братство Га`Хуула разбило своих врагов, не оставив от них ничего, кроме воспоминаний. А крупицы все, как поговаривали, были уничтожены вместе с последним оплотом Чистых в каньоне Сант-Эголиус.

Но это было не так.

— Подарок на мой день рож-ж-ждения, — прошептал Голлум, как любил шептать себе в беспросветно темные нескончаемые дни. — Вот что нам нуж-ж-жно сейчас-с-с, нужно сейчас-с-с!

Дело в том, что крупица, найденная Голлумом во время его юношеских путешествий, обладала чудесным свойством: тот, кто умел с ней обращаться, делался невидимым, и лишь при ярком солнечном свете можно было разглядеть тень, да и то очень слабую и неверную.

— Подарок! Получен в день рождения, моя прелес-с-сть.

Так он всегда твердил себе, но кто знает, каким путем Голлум заполучил его в те давние времена, когда таких крупинок было на свете много. Никто не знал этого. Сперва Голлум буквально боготворил свою находку, беспрестанно носил с собой, но потом ему надоело, да и неудобно было, и он стал ержать крупинку под камнями на своем островке и то и дело проверял, там ли она. Он брал её с собой изредка, когда уж очень невмоготу становилось жить с ней в разлуке или когда бывал очень голоден, а рыба прискучила. Тогда он крался по темным туннелям вверх, высматривая случайных крыч. Порой он даже отваживался заглядывать туда, где мох горел очень ярко: глаза у него болели, он жмурился, но он был в безопасности! Да, в полной безопасности. Никто его не видел, не замечал, и даже не чуял и вдруг — р-раз! — острые, как осколки камней, его когти впивались в горло случайно подвернувшейся крысы. Всего несколько часов назад он брал с собой крупинку и поймал крысёнка. Как тот заверещал! От него осталась пара косточек про запас, но сейчас Голлуму хотелось чего-нибудь понежнее.

— В полной без-з-зопас-с-сности, — сипел он себе под нос. — Он не увидит нас-с-с, правда, моя прелес-с-сть? Нет, не увидит, и мерс-с-ские когти нам будут не с-с-страш-ш-шны, не с-с-страш-ш-шны.

Вот какие планы копошились в его злобном умишке, когда он вдруг плюхнулся в воду и исчез в темноте. Бильбо решил, что только он его и видел. Но на всякий случай немного подождал: всё равно он не представлял себе, как отсюда выбраться.

Внезапно он услышал пронзительный визг. Мурашки побежали у него по коже, а перья сами собой скукожились, плотно прижимаясь к телу. Где-то не очень далеко в темноте бранился и причитал Голлум. Он был на островке, рылся то там, то сям, искал и копался, но безрезультатно.

— Где оно? Куда з-з-задевалос-с-сь? — услышал Бильбо. — Потерялос-с-сь, моя прелес-с-сть! Потерялос-с-сь. Нес-с-счастные мы, горемычные, моя прелес-с-сть, оно потерялос-с-сь!

— Что случилось? — окликнул его Бильбо, который от страха не мог молчать. — Что потерялось?

— Пус-с-сть не с-с-спраш-ш-шивает нас-с-с! — взвизгнул Голлум. — Его не кас-с-сается! Голлм! Потерялос-с-сь, голлм, голлм!

— Я тоже потерялся! — закричал в нетерпении Бильбо: голос всё ещё предательски хрипел, но звучал уже получше, чем до этого. — И хочу найтись. Я выиграл, ведь ты обещал. Иди теперь сюда. Иди и выводи меня, а потом будешь искать дальше!

Как ни был несчастен Голлум, Бильбо всё равно не мог проникнуться к нему сочувствием. И потом, от вещи, которая нужна Голлуму позарез, наверняка хорошего ждать нечего.

— Иди сюда! — закричал Бильбо громче.

— Нет, нет, моя прелес-с-сть, пус-с-сть подождет! — проскрипел Голлум. — Мы ещ-щ-щё поищ-щ-щем, оно потерялос-с-сь, голлм.

— Но ты так и не ответил на последний вопрос, а обещание надо держать, — настаивал Бильбо.

— Пос-с-следний вопрос-с-с! — повторил Голлум. И вдруг из темноты послышалось пронзительное щёлканье: — Что же у него в лапищ-щ-ще? Пус-с-сть с-с-скажет. С-с-сперва пус-с-сть с-с-скажет.

Вообще-то у Бильбо не было причин не говорить Голлуму отгадку. Но его раздосадовала вся эта канитель. В конце концов, он выиграл, почти честно и притом с риском для жизни.

— Разгадки отгадываются, а не подсказываются, — возразил он.

— Но з-з-загадка была нечес-с-стная, — ответил Голлум. — Вопрос-с-с, а не з-з-загадка, моя прелес-с-сть, не з-з-загадка.

— Ну, раз мы перешли на простые вопросы, то я спросил первым, — ответил Бильбо. — Что ты потерял?

— Что у него в лапищ-щ-ще, моя прелес-с-сть?

Свист и пощёлкивания раздались вдруг опять так громко и пронзительно, что Бильбо посмотрел в ту сторону и, к своему ужасу, увидел две устремлённые прямо на него горящие точки. По мере того как у Голлума росло подозрение, его глаза разгорались всё ярче.

— Что ты потерял? — настаивал Бильбо, чувствуя разгорающуюся дрожь в мускусном желудке.

Теперь глаза у Голлума загорелись зелёным огнём, и два огонька начали приближаться с угрожающей быстротой. Голлум бешено грёб к берегу. Пропажа и подозрение вызвали такой прилив ярости в его душе, что никакие когти были ему теперь не страшны. Бильбо не мог, конечно, догадаться, что привело в такое бешенство гадкое создание, но понял, что всё пропало, сейчас Голлум убьет его. Он повернулся и бросился бежать, не разбирая дороги, по тёмному туннелю, который привёл его сюда. Мох давал нечёткий свет, его было предательски мало, но сейчас Бильбо было не до возмущений — от его действий зависела его жизнь.