Шрифт:
Тучи черноземные ползли.
Излучают лужи чёрный свет.
Чёрный трактор тащит чёрный след.
В чёрных колках галок новоселье.
Чёрный цвет – рабочий цвет весенний.
Память
У человека руки болят.
Руки, сжимавшие автомат.
Человек стоит в кабинете врача.
Каждый рукав пустой до плеча.
Человек поднимает измученный взгляд:
– Доктор, руки мои болят!
И снова в глазах его сполохи боя…
Врач в карточку пишет: «Фантомные боли».
И молча от стола отступает назад
Мужчина седой, как белый халат.
А боль всё сочится, не стихая ничуть.
Как хочется на горящие пальцы подуть!
Врач молчит. Врач устало глядит в окно.
А за окном толпа гудит у кино.
И вечер, и падает лёгкий снег
На шляпы, на плечи, на женский смех.
/Уже позабыли люди войну…
Разве им это поставишь в вину?/
Но руки, сжимавшие автомат,
У человека – болят.
Колобок
Вот и луг в сто га.
На лугу – стога.
Я на сене лежу,
На ноге – нога.
А за лугом река,
А в реке облака.
По течению плывут,
Колеблясь слегка.
Я от города ушёл,
От тебя, любовь, ушёл.
Я смеюсь, я твержу:
Ах, как мне хорошо!
И сверкание дня,
И ромашки у пня…
И ромашки у пня!
Не глаза ли твои рыжие
Всё глядят на меня?
Начинающие
Мы пишем стихи. Мы в редакции ходим.
И споры заводим. И в спорах выводим,
Чтоб жить, как хотелось, писать, что хотелось…
Но в этом ли смелость? И это ли зрелость?
И в том ли мы ищем ценность и цельность,
Чтоб жизнь отражать, как погоду Цельсий?
Мол, там разберут: хорошо или плохо.
А рядом – ревёт беспощадно эпоха.
И старые догмы рвутся на части.
Как хочется нежности всё чаще и чаще!
В компаниях шумных и в тихой квартире
Мы забываем о яростном мире.
О зле забываем, о грязи, о подлости.
А кто-то нашей беспечностью пользуется!
Но к нам вдруг приходят – ритмы и рифмы.
И строки, как гуси древнего Рима:
На крыльях несут они тревогу весеннюю,
В их криках хриплых – наше спасение.
Кровоточат наши строки всё чаще.
И хочется нежности… хочется счастья…
Почему мне всё чаще вспоминается город Владимир?
И качаются сумерки в фиолетовом дыме.
Вот я снова вхожу – под своды – в Золотые ворота.
Над высоким Козловым валом, надрываясь, кричат вороны.
Розоватый туман над Клязьмой, ему уже тысяча лет.
Это вновь над темною Русью поднимается кровавый рассвет.
И дерутся князья, как собаки, за власть да за честь.
И в кружалах орет голодная рваная чернь.
И над утренним городом встают потемневшие главы.
….я измучился в поисках самого-самого главного!
Я не знаю, что делать, я хватаюсь за голову…
Узкоглазые орды подступают к самому городу.
И качаются сумерки в фиолетовом дыме.
…мне все чаще и чаще мерещится город Владимир
Пермь – Ростов
Плыву я пароходом на Ростов.
Плёс в лунных бликах, палуба, покрытая росой.
И медленный туман, встающий из реки.
И хмурых сосен тёмные ряды
На берегах. И я впервые здесь.
И скоро будет Волга – через день.
Я Волгу жду. По палубе хожу.
Я сам не разберусь, чего хочу.
Конечно, я, как все, мечтал о славе.
И голова моя кружилась сладко-сладко.
Но в прах развеивались все мои мечты.
И облако вздымалось от метлы.
И вот я третий день плыву по Каме.
Гляжу на берега, на пасмурные камни.
Я всматриваюсь всё острей, всё пристальней
В людей, в дома, в леса за каждой пристанью.
И снова думаю о веке, о России.
О людях, что меня тревогой заразили.
Вот мы живем – волнуемся и плачем.