Когда вошли в покои, выделенные тетушке и Оули, Сар, настойчиво следовавший за ними, поморщил нос. И стоило служанке закрыть дверь, повернулся и процедил:

— Здесь тепло, потому что он в спешке выставил любовницу, жившую здесь! — злобно оскалившись, подошел к широкой кровати и, подняв с одной стороны, брезгливо сбросил высокий матрас на пол. Асаара трясло от одной мысли, что Аоле и тетушке выделили комнату, в которой жила уродливая потаскуха Талазы. А от мысли, что с ними общается Ана и набирается не пойми чего, лицо покраснело от гнева.

— Тише, тише Сар. Иначе он заинтересуется, откуда ты все это знаешь. А он и так положил на тебя глаз.

— Нет глаз, нет проблемы, — разъярился оборотень.

У двери раздались шаги, и в комнату вернулась пышногрудая женщина, которая, увидев сброшенный на пол матрас, захлопала глазами.

— Если у вас нет постели, достойной госпожи, мы останемся в городе, — отчеканил он. Служанка едва заметно приподняла бровь, будто говоря: «Да кто вас выпустит!», но вслух спорить не стала.

«Не успели приехать, уже недовольства!» — злился Фран, которому передали слова гиганта, однако с каждым поступком гостей он убеждался, что сделал правильный выбор. Гостья сдержана, знает себе цену, воспитана. А особенно его покорил вышколенный слуга у ног маленькой, хрупкой женщины.

Фа Оули не стала строить из себя придворную фа-неженку и уже вскоре сидела перед ним в трапезном зале, за небольшим столом, чтобы вести беседу полушепотом, не привлекая внимания слуг.

— Дочери нездоровится, фай Фран, — просто пояснила женщина, ведя себя так, будто по статусу была ровней.

Крылья его орлиного носа сузились. Это Оули заметила, но давать слабину не собиралась.

Примеряясь друг к другу, они некоторое время, вопреки этикету, сидели в молчании.

— Сольфен тоже задерживается. Но, возможно, это даже к лучшему. Сможем поговорить без них.

Он подал знак, и слуги покинули зал.

— Не волнуйтесь, я поухаживаю за вами, — Фран неприятно оскалился.

Гостья изобразила ответную улыбку. Мужчина казался ей хищной рыбой с мелкими, острыми зубками. Он не был хорош собой, однако вел себя заносчиво, будто бы обладал редкой красотой.

«Слишком много общается с доступными служанками. Не привык к отказам, оттуда и самомнение, — сделала вывод тетушка. — А Ана? Она для него кто?»

Представив, каково Сару быть здесь, растянула губы в горькой насмешке, со стороны показавшейся хозяину холодной, надменной. Не так он представлял отверженную ведьму, затаившуюся на окраине империи.

— Так кто вы? — начал беседу, кладя в тарелку кусок птицы.

— Ведьма, лишенная дара. Вдова высокородного мятежника, — тетушка сидела ровно, словно проглотила кол. Неспешными, чуть небрежными движениями, без всякого жеманства, положила и себе кусок птицы.

— Ваш повар весьма искусен, — отвлеклась она от серьезного разговора.

По ее пронизывающим глазам Фран понял, гостья догадалась, что это утка, имитировавшая розового кача.

— Недавно покинули двор? — подколол он, не оставаясь в долгу.

— Только вернулись из столицы, — она подняла глаза, и мужчина не заметил у собеседницы ни капли неловкости. Оули лгала, как и он, но стесняться своего положения даже не думала.

— Я представлял вас другой, — произнес мужчина многозначительно.

«Подумай над поведением», — поняла намек тетушка и парировала:

— Ваш сын, несомненно, достоин только самого лучшего.

«Попробуй, найди лучше», — намекнула с невинным видом.

— А как же вы? — Фран нахмурился.

«Да кому ты нужна?» — хотелось ему рявкнуть.

— Путь долог, но провидение ведет к конечной цели. Милостивая Давла не оставит нас…

«Уж найду, куда пристроиться», — означали ее слова.

— Достаточно! Если Давла вас куди-то и приведет, так только на встречу с лучами, разгоняющими мрак! — не выдержал хозяин.

Оули подняла на него карие глаза.

— А вы? Не боитесь отступников?

«И тебе не поздоровится», — читалось в них.

— Не люблю дерзких! — сквозь зубы процедил Фран.

— Разве?! — она улыбнулась.

— Вы пытаетесь меня увлечь?

— Скорее вы, увлекающийся человек, — тетушка приподняла брови.

— Ваша дочь похожа на вас?

— На мужа. Особенно нравом и воспитанием.

Гостья дерзила, но он нуждался в ее знаниях и ради цели пока что готов был стерпеть колкости, тем более что остроумие собеседницы Фран оценил. Однако разговор о делах так и не начали, отложив до вечерней трапезы, которая началась с опозданием.

Гостьи и хозяин замка сидели за столом и ждали появления Сольфена. И когда неожиданно открылась дверь, в зал вошел худой, сутулый юноша — Аола от удивления приоткрыла рот.