Потом тревожно посмотрела на Альку, как будто вопрошая — вы, ваше высочество, действительно хотите с ним туда идти?

Алька улыбнулась. Да, разумеется, она пойдет с Мариусом.

Конечно, ей бы тоже хотелось съехать с той замечательной горки вместе с Тибом, но… она ведь почти замужняя ниата, наверное, стыдно такие номера откалывать. И на горке только дети.

Мариус легонько подтолкнул ее в спину, и они пошли к большому деревянному дому, точно также засыпанному снегом.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Еще бы, — Алька порадовалась, что дорожка, ведущая к дому, расчищена. Иначе уже бы набрала полные туфли снега.

Внезапно Мариус остановился, сунул руку за пазуху и вынул маленькую картонную коробочку.

— Возьми, это тебе.

— Что это? — она взвесила на ладони золоченый сундучок.

— Я вчера купил, — он нахмурился, — да как-то отдать не получилось.

"Потому что мы поругались", — хорошее настроение мгновенно испарилось. Ну зачем, зачем он ей напомнил?

Алька дрожащими пальцами открыла коробочку — там, тесно уложенные друг к другу, лежали шоколадные кругляши.

— Спасибо, — прошептала она, — ты знаешь, что я люблю сладкое…

— Ну так попробуй, — рука Мариуса легла на талию, потянула дальше.

Алька глянула на него исподлобья — он не сердился, не злился, лицо было расслаблено.

— А ты будешь?

— Я не люблю все это, — весело ответил Мариус, — но, если ты меня будешь кормить, то я готов поглощать конфеты мешками. Главное, потом заесть чем-нибудь… более существенным.

— Хорошо…

Она подцепила один кругляш двумя пальцами и хотела предложить его Мариусу, но он кивнул в сторону дома.

— Там. Все там. У нас будет на это время, пока дети катаются с горки, а Телора за ними присматривает.

С тем они дошли до деревянного сруба, который оказался довольно большим — фасад на десять окон, да еще мансарда. Дверь им открыл управляющий, низко, в пояс поклонился.

— Доброго дня, ниат, ниата. Желаете обедать в отдельном зале или общем?

— В отдельном, — сказал Мариус, — покажите нам, что у вас есть.

— Свободен зал в мансарде. Извольте, сейчас покажу.

В доме приятно пахло можжевельником и снежной свежестью. Вслед за Мариусом, сжимая в руке коробочку с конфетами, Алька поднялась по широкой деревянной лестнице. Управляющий с поклоном распахнул перед ними дверь, и они вошли в просторную комнату с двумя окнами. Все было деревянным — стены, пол, потолок. Посередине стоял большой стол, застланный ослепительно-белой скатертью, вокруг — стулья, по углам, привинченные к стенам, в узких стеклянных колбах мягко светились золотисто-розовые лайтеры. Прямо под окнами, у самой стены, расположилась изящная кушетка, обитая зеленым бархатом, с небрежно разбросанными круглыми подушечками.

— Хорошо, — сказал Мариус, оглядевшись, — подайте сюда… мм… через час обед.

— Что желаете к обеду? — в руках управляющего откуда ни возьмись появился блокнот и карандаш.

— Жаркое, печеный картофель по-деревенски, пирог с брынзой, компот. — и тут же, спохватившись, Мариус добавил, — на пять персон. Остальные подойдут чуть позже.

— Будет сделано, — управляющий снова поклонился, кивнул на дверь, — здесь ожидать будете?

— Здесь, — в голосе Мариуса появились довольные мурлыкающие нотки, — надеюсь, нас не будут беспокоить.

— Ключ в замке, — бодро отрапортовал мужчина, нагло глянул в сторону Альки, но тут же сделал вид, что ему ничего не интересно, и поспешил прочь.

Алька поняла, что катастрофически краснеет.

И не только оттого, что этот управляющий смотрел на нее так, как будто только и видел в ней любовницу богатого ниата.

Скорее оттого, что Мариус широким шагом преодолел расстояние до двери, плотно закрыл ее и, улыбаясь, повернул ключ в замке.

— Пирог с брынзой? — едва слышно переспросила она.

— Пирог, да, — согласился Мариус, сгребая ее в охапку, — с брынзой. Но сперва я жду от тебя конфету, моя птичка.

Алька невольно попятилась, уперлась руками в его грудь в попытке отстраниться. О, она очень хорошо знала этот его взгляд и прекрасно догадывалась, что последует за желанием полакомиться конфеткой.

— Мариус, — пробормотала смущенно, — но мы же… не будем?..

— Что тебя смущает, моя радость? — он почти мурлыкал, удерживал ее за талию трепетно, словно хрупкую вазу, но при этом крепко, и не вырвешься.

— Но тут же… — запнулась, словно зачарованная, разглядывая пуговицы на его рубашке, — мы же не дома.

Посмотрела в карие глаза, где на самом донышке — вишневый ликер, хмельной и сладкий — и поняла, что пропала.

Она всегда пропадала. Наверное, с самого начала, когда поняла, что пахнет от Мариуса домом, кофе, старыми книгами, когда впервые посмотрела в глаза. И никто так и не объяснил ей, что это за наваждение такое, терять волю от одного только взгляда мужчины.

— Ну и что, что не дома? — преодолев ее вялое сопротивление, Мариус притянул ее ближе к себе, — а как ты думаешь, птичка, почему здесь есть отдельные залы, м?