— Алайна…

— Да, пойдем, пожалуйста…

И выбежала из кабинета. Внутри все скручивалось, сжималось, разрывалось клочьями. И вроде бы не поссорились. И вроде бы он все объяснил. А перед глазами все равно лицо Авельрона, чистое, такое благородное…

Ужин прошел в тягостном молчании. За неимением других продуктов Аманда приготовила омлет, Алька ковырялась вилкой в тарелке и смотрела, как Мариус методично, ловко орудуя ножом, отрезает пухлые бледно-желтые ломтики и кладет их в рот, запивая водой. Покончив с омлетом, он бросил на Альку взгляд — потускневший, блеклый, ничего не говорящий — и, поднявшись, вышел прочь. Алька, застыв, так и осталась сидеть, глядя ему вслед. Вот так. Не поссорились, но он почувствовал, что что-то не так. И ушел заниматься делами.

Вздохнув, она тоже выбралась из-за стола, кивнула Аманде.

— Спасибо.

— Я кровать застелила в хозяйской спальне, — женщина споро собирала тарелки со стола, — одежду вашу не трогала. Все в чемоданах. Но если скажете, разберу…

— Нет, спасибо. Я сама.

И побрела наверх, в спальню. Теперь там новая мебель, можно оставаться на ночь. Сил не было, Алька ловила себя на том, что еле волочит ноги. Поднялась по лестнице, осторожно заглянула внутрь комнаты. Где-то глубоко теплилась надежда, что Мариус все же там — но его не было. Алька вздохнула и принялась раздеваться. Ей казалось, что нужно что-то предпринять, как-то исправить происходящее. Освободить Авельрона. Но что она могла сделать? Мариус… он считает, что поступил правильно, так, как нужно. А она… что она с этим сделает? Да ничего… наверное…

Зря она разобиделась. А теперь вот он куда-то ушел, и не торопится к ней, думает, что поссорились. И мириться первым не захочет.

Алька вздохнула, легла на кровать и свернулась калачиком под одеялом. Оказывается, она очень устала за день, хоть ничего сложного и не делала. Наверное, надо было пойти и разыскать Мариуса. И так непривычно одной. Не хватает его, не хватает ощущения мускулистого горячего тела рядом. Взгляда его не хватает, теплого, от которого душа поет сладостно, а сердце начинает стучать чаще.

…Она проснулась, словно от толчка, и увидела, что темнота за окном постепенно наливается молоком. Рядом с кроватью стоял Мариус, расстегивал рубашку.

— А, маленькая, прости. Разбудил тебя.

Алька молча смотрела. Он не спал всю ночь. Спросить, чем занимался? Наверняка возился с документами, разбирал бумаги в кабинете. Может быть, занимался магическими исследованиями…

Мариус скинул рубашку, Альке в глаза бросился широкий бугристый шрам через грудь наискосок. Затем снял брюки, аккуратно повесил их на спинку стула и, оставшись в белье, сел на край кровати. Посидел молча, уронив голову в ладони. И тут словно тысячью острых осколков взорвалось в сознании — что ж ты, Алька, молчишь? Вот он, твой любимый мужчина. Чтобы он не сделал — все равно любимый, глупо это отрицать, и уж тем более глупо себя за это корить. А ты ведешь себя как безмозглая курица, позволяешь чему-то стать между вами… Он ведь обещал, что с Авельроном все будет в порядке.

Алька на четвереньках подобралась к Мариусу со спины, обняла за напряженные плечи, приникла щекой к спине, ощущая биение его сердца. И улыбнулась, когда его ладонь накрыла ее руку. Оказывается, она успела соскучиться.

— Почему ты так поздно? — прошептала Алька, — тебе скоро снова вставать…

— Разбирал бумаги в кабинете. Ты все еще злишься, маленькая птичка?

Она задумалась.

И снова не знала, что и сказать.

— Верь мне, — прошептал Мариус, — постарайся просто мне поверить. Все будет хорошо, если мы поведем себя правильно. И Авельрон не пострадает, клянусь.

— Я хочу его увидеть.

— Хорошо. Очень скоро, обещаю. Только вот улажу все срочные дела… А еще мы приглашены на королевский бал. Так что тебе придется заняться подбором платья.

— А нельзя не пойти? — она плотнее приникла к Мариусу. Так хотелось спрятаться за ним от всего мира, но, видно, не получится.

— Нельзя, — он вздохнул, поглаживая ее пальцы, — увы.

Потом повернулся, лег набок, глядя на нее.

— Знаешь, меня не покидает ощущение, что мы упускаем что-то важное, — сказал тихо, — но, Алечка, самое важное — это то, что мы с тобой вместе. Я не для того перевернул все с ног на голову, чтобы от тебя отказаться. Придется тебе с этим смириться.

Утро…

Оно оказалось неожиданно прекрасным.

Началось с того, что кто-то большой тяжело прыгнул на кровать. Алька подскочила с визгом, и тут же была повалена обратно. Тиберик, неведомо откуда появившийся в их спальне, обхватил ее руками за плечи.

— Алечка.

— Тиб? — она прочистила горло, — откуда…

Плечистый силуэт загородил окно. Мариус, умытый, причесанный, одетый по форме Надзора, присел на широкий подоконник и тихо посмеивался, глядя на нее. Такой родной, темные пряди падают на лоб, и в глазах смешливые искорки, и брови с изломом приподняты, отчего вид у Мариуса совершенно злодейский — но она-то знает, что это не так на самом деле.

— За мной ниат Эльдор пришел, — тем временем сообщил Тиб, прилипнув к плечу.

Сквозь тонкую ткань сорочки по руке разливалось тепло от его щеки, от его маленьких, но уже таких крепких пальцев.

— Тиб, — она быстро проглотила подступившие слезы, — миленький, дай я на тебя посмотрю.

У Тиберика был довольный, сытый и ухоженный вид. Понятно, что в школе Фирса ему хорошо. Когда все плохо… Алька знала, когда плохо — когда они жили вдвоем и голодали.

— Ниата Эльдор, пора вставать, — добродушно сказал Мариус, — я наведался на кухню, Аманда уже приготовила завтрак, да и все позавтракали, только мы остались. А потом у нас много дел.