Стараясь не сильно стучать зубами от холода, рассматривала окружающих: мужчины преимущественно в офицерских формах, женщины в нарядах так похожие на мой. Где негде выглядывали диадемы принадлежности к кланам. Значит среди знати есть жены оборотней. У людей не принято украшать голову женщины диадемой, если она не императорской крови.

Сквозняк из открытых дверей неприятно тянул по ногам. Из-за того, что я была с краю, было еще холоднее. Пиджак Волуара лег на плечи согревая. Благодарно кивнув мужу, сильнее укуталась. Сколько ждать процессию неизвестно, а горло прихватывать уже начало. Озабоченный моим состоянием Волуар, обеспокоено не сводил с меня глаз.

Когда пар из-за рта стал отчётливее, мы услышали шум с улицы. Уставшая от ожидания знать, оживилась и все обернулись к дверям. Хор запел "Творец". Первой в собой вошла мать Бонапарта и процессия, разместившись по своим местам освободили путь для Наполеона и Жозефины.

Пара выглядела величественно: в коронационных нарядах шли вглубь собора, мимо меня и всей остальной толпы. Наполеон нес жезл и скипетр, его голову венчал золотой обруч в виде лавровых ветвей. На голове Жозефины тиара украшена аметистами, на плечах императрицы лежала длинная мантия, подол которой несли сестры Бонапарта.

Когда на голову императора папа Пий седьмой хотел возложить корону, Бонапарт выхватил ее и под сдавленных вдох толпы сам себя короновал. На бледном лице императора читалась суровость, а глаза блестели.

Дальше наступила очередь Жозефины. Женщина преклонилась перед мужем и тот возложил на ее голову корону. Поднявшись с колен, императрица гордо шагала к трону, который возвышался на пьедестале. Проходя мимо меня, женщина вдруг покачнулась и начала заваливаться. Охнув, я только успела выставить руку, поддерживая удивленную женщину. Мазнув по мне взглядом, Жозефина кивнула, обернувшись к золовкам, рявкнула во всю мощь своего голоса.

— Криворукие курицы!

Девушки как одна зашипели что-то нечленораздельное ей в ответ, и все продолжили свой путь к трону. Как только все устаканилось, папа обнял императора и запел "Vivat Inperator in aeternum". По ее окончанию Бонапарт громко произнес присягу, в которой клялся управлять единственно в целях пользы, счастья и славы французского народа. Церемонию завершили герольды, возвестившие:

— Прославленный и августейший Наполеон, Император французов, коронован и возведен на престол, да здравствует Император!

Весь собор прогремел "Да здравствует Император!"

От автора: С новой неделей вас, мои дорогие читатели!

На этой недели буду выкладывать главы ночью.

Книга близится к финалу и я сама очень переживаю за героев.

Спасибо, что вы есть в моей жизни!

3 декабря 1804 года

На следующий день, после коронации, начались массовые гулянья. Дневной концерт перед Тюильри, танцы на Плас де ла Конкорд, раздача на улицах семидесяти пяти тысячами серебряных медалей, разбрасываемых герольдами.

Шум с улицы мешал отдыхать. Бал для знати начнется после девяти вечера и продлится до рассвета в замке Сен-Клу. А сейчас я должна была хорошо выспаться, но проснувшись утром, так не смогла заставить себя закрыть глаза.

— Мира, — тихонько позвала горничную, зная, что та услышит меня во всех уголках дома. Горло саднило, хотелось хорошенько прокашляться, но боясь гнева Волуара, сдержалась. Как он вчера ворчал. Не на меня конечно, на ситуацию в целом. Домой я вернулась на руках мужа, укутанная с вой полу-шубок и его пиджак. Крупная дрожь отстукивала зубами, а Жерар был горячим как печка, я не могла оторваться от него. Дома нас ждала Мира с горячей ванной. Отпаивая меня горячим чаем, горничная сетовала на условия в соборе. Уже в постели, с грелками под боком, я заснула чутким сном. Волуар заходил несколько раз, касался моего лба, давал указания продолжать отпаивать целебным отваром. В полудреме пила благодаря Мире.

— Ситроя, утро доброе, как Ваше самочувствие? — лицо горничной склонилось надо мной.

— Мира, а мой муж дома? — сдерживая кашель, поинтересовалась.

Та покачала головой, и я сев, закашлялась. Неприятные ощущения отступили, и я блаженно улыбнулась.

— Я об этом мечтала половину утра, теперь можно и собираться, — привстала, но была остановлена девушкой.

— Нет, ситроя, хозяин запретил Вам вставать. У Вас вчера был жар и Вам надо лежать, выздоравливать.

Насупившись залезла под одеяло, недовольно глядя на девушку.

— На бал поеду, я в Париж ехала не в кроватях валяться.

По усмешки Миры поняла, что ляпнула глупость. Засмущавшись постаралась оправдаться.

— Мир, я не это имела в виду. Я чувствую себя превосходно, да горло саднит, но мы же с собой взяли мятные леденцы. Буду весь день рассасывать, они уберут боль. Хотелось бы прогуляться по Парижу. Посмотреть на достопримечательности столицы.

На мой проникновенный монолог, горничная только покачала головой.

— На улицах Парижа большая давка. Ситроян, не отпустит Вас в самую гущу посторонних. Наберитесь терпения, Ваш чай и завтрак остывают. Граф просил Вас накормить, перед своим отбытием, — на мои колени опустился поднос.