Его руки спустились чуть ниже, обхватив крепче. Я отстранилась. Ян улыбался, чуть кривовато, но искренне. Уголки глаз, то и дело добродушно растягиваясь, выдавали неподдельную радость с потрохами.

— Надо же, — привстала я на мыски, вытянувшись, — у тебя с глазами какая-то невероятная штука творится.

Радужка и впрямь то стремительно темнела, то вновь пояснялась, будто гладь воды, на которую капнули краской. Темные разводы, тепло-медовые, карие Брановские…

— О чем ты? Что там? — приподнял брови Ян, но не отстранился.

— Не знаю, я…

И раздался шепот. Легкий, едва слышный. Пугающе-шелестящий, а значит, ошибки быть не могло.

— Ян, я слышу! — едва не задохнулась я, хлебнув ветра. — Слышу Хаос! Я не бревно!

— Что?!

— Тихо!

Я выкрутилась из объятий, отходя на пару шагов. Замерла, вслушиваясь. Ни черта не разобрать. Шепот совсем слабый. Не чета тому, что одолевал меня в «Императоре». Но главное, он есть, он не исчезает!

Я попыталась мысленно ухватиться на невидимую нить, и принялась бродить по заснеженной земле, порой проваливаясь по самые коленки, в попытках отыскать «сигнал» почетче.

— Откликнулся? — Бранов стоял на месте, не шевелясь. — Неужели получилось… Спроси! Спроси что-нибудь! Он должен быть здесь миролюбивым…

— Погоди ты! — фыркнула, морщась. — Тише! Я едва ли что-то слышу.

Аспирант замолк, взволнованно следя за мной издали, а я все бродила и бродила, ища волну. Мне, как тому плохому танцору, мешало абсолютно все! Даже стук собственного сердца.

Я отошла уже довольно далеко, продрогла насмерть, когда Бранов окликнул меня, размахивая руками. Я слишком близко подошла к «бреши».

Разочарованно поглядев на колышущуюся стену, я зло сплюнула. Голос теперь едва ли пробивался. Даже звуки, и те вычленить невозможно.

— Ну и фиг с тобой, — развернулась я, бойко зашагав обратно по своим же вытоптанным следам. — Не хочешь разговаривать, умолять не стану.

Будто взволновавшись, голос вновь усилился. И по мере приближения к аспиранту, гул в голове рос и ширился.

«Нужна»… явственно шелестело. Затем шум ветра и вновь: «нужна», «нужна».

Оцепенев от страха, я сбавила шаг. Ветер поднялся нешуточный. И пусть это лишь выдуманный английской писательницей мир, обморожение здесь получить можно совсем реальное.

«Нужна, нужна» — словно пленку заело, но звучало все понятнее, будто мои навыки Слышащего адаптировались, раскрываясь в полной мере.

— Что он говорит? — сам преодолел оставшееся меж нами расстояние Ян. — Мика, не молчи! Что ты слышишь?

Но губы у меня онемели. Невидящим взглядом я уставилась на него. Осознание медленно заполняло нутро, но разум пока верить во все происходящее категорически отказывался.

Я подняла руку и под недоуменным взглядом темных, как ночь, глаз положила руку Яну на грудь.

«Нужна мне»…

Сердце явственно билось под ладонью.

— Я слышу…

«Ты нужна мне»…

— Я слышу… — вновь захлебнулась воздухом я, а рот Яна так и приоткрылся в беззвучном: «Что?».

«Ты нужна мне, Ми-ка. Ты мне…»

— Это ты. Я слышу… тебя.

Я подняла взгляд, и Бранов, с расширяющимися от ужаса зрачками, схватил меня под руку, ослепляя золотым сиянием.

***

— Ян, вы уже несколько часов здесь, поэтому я решила принести…

Роза осеклась, так и замерев в дверях.

Я же чувствовала, как каждую мышцу сводит от страха. Животного, дикого. Обуздать его не вышло бы и у лучшего укротителя. Обычного укротителя. Укротителя диких зверей.

— Мика, — осторожно протянул Бранов руку, и я невольно отступила.

Попросту контролировать свое тело была не в силах.

— Это был ты… Это тебя я слышала там.

— Мика…

— Не подходи! — выставила я обе безбожно дрожащие руки перед собой. — Ты… не человек! Ты…

— Oh mein Gott! [2] — поднос из рук Розы с грохотом полетел на пол. Аккуратно уложенные бутерброды разлетелись во все стороны. — Он все же проснулся…

[2] О, Боже мой! (нем.)

— Кто проснулся? — сглотнув, медленно повернул голову Ян. — О чем ты?

— Иное начало, — в глазах у женщины стояли слезы. — Она так и писала… Говорила, что однажды он проснется в тебе. Oh mein Gott! Oh mein… — в муках обхватила Роза голову руками, и плечи ее затряслись от рыданий.

**Междуглавие**

Вот уже почти четверть часа Лилия взволнованно перебирала краешек клеенки на столе. Роза упорно продолжала ждать, пока она решится рассказать то, что так ее тревожит. Тревожит уже несколько месяцев кряду.