Шрифт:
— Анна Михайловна сказала, что сама вас известит, — фрейлина понимала, что императрица ждет ответа.
— Известила, — та взмахнула зажатым в руке письмом. — Только вот почему так поздно, а, Белов? Еще и печать отклеилась…
Тот пожал плечами.
— Вам, ваше величество, это лучше не у меня спрашивать, а у статс-дамы вашей, Марфы Саверьевны. Письмо у нее было. Я как увидел — незамедлительно вам и доставил!
— У Марфы? — государыня нахмурилась. — Это что она мои письма вскрывать вздумала?
Елисавета Петровна позвонила в колокольчик. Даша вошла в кабинет почти сразу. Она была уже спокойна, хотя глаза подозрительно покраснели.
— Марфу найди! — распорядилась императрица и задумчиво посмотрела на Белова. — Ну что, Гриша, говорила я не доведут тебя девки до добра! Вот уже регламент нарушаешь, в мои покои без спросу врываешься!
— Никак нет, ваше величество! — Белов дерзко посмотрел на императрицу. — Согласно приказу вашему, Анастасия Платоновна — невеста моя, и защищать её я обязан!
— Даже от меня?
— Не от вас, от гнева вашего.
Государыня улыбнулась.
— А ежели я приказ свой отменю?
Настя затаила дыхание. Сердце забилось сильно-сильно. Девушка с каким-то непонятным выражением смотрела на преображенца, одновременно желая и опасаясь его ответа.
Григорий нахмурился, взгляд его стал холодным.
— На все воля ваша, ваше величество. Вы — государыня наша, богом помазанная, да нашими руками на престол вознесенная! — спокойно ответил он. — Но Белов коли слово дал, то назад уж не берет!
В ответ Елисавета Петровна расхохоталась.
— Все же, Гришка, дамский ты угодник, — беззлобно сказала она. — В политику тебе надо, к Бестужеву! Хочешь, сейчас приказ подпишу?
Гвардеец устало взглянул на Елисавету Петровну:
— В политике не волком, а лисом быть надобно. Дозвольте все же в полку остаться, вам верой и правдой служить!
Императрица еще раз усмехнулась и обернулась к фрейлине.
— Настасья, подойди.
Девушка приблизилась.
— Видишь, какого жениха я тебе нашла! Честный, верный… — Елисавета Петровна отколола с корсажа брошь — бант, усыпанный бриллиантами и рубинами, и приколола рядам с фрейлинским шифром. — Носи! И не серчай, коли что… А в следующий раз — не глазищами своими сверкай, говори по-человечески!
— Благодарю вас, ваше величество — Настя присела в положенном реверансе.
В дверь постучали и на пороге возникла белая, словно мел, статс-дама. При виде её Елисавета Петровна вновь нахмурилась.
— Ну все, Белов, ступай и невесту свою уведи, нам с Марфой потолковать надобно. Серьёзно потолковать… — последнюю фразу она произнесла с нажимом, заставив провинившуюся нервно вздрогнуть.
Белов не стал испытывать терпение Елисаветы Петровны. Поклонившись, он спокойно взял невесту за руку и вывел из кабинета.
Глава 10
Настя послушно шла за Григорием сквозь анфиладу дворца. Как всегда, шаги гвардейца были широкими, и девушке приходилось бежать. Впрочем, сейчас она была этому даже рада. Злобные взгляды жгли спину.
Насте казалось, что все вокруг осведомлены о той сцене, которая произошла сейчас в кабинете. Девушка опустила взгляд и невольно все убыстряла шаг, стараясь скрыться от ехидного шепота за спиной.
— Они брошь государыни заметили, — пояснил Белов, совершенно правильно поняв смущение девушки. — Вот и завидуют.
Все еще не выпуская руки девушки, Григорий скользнул за потайную дверь, предназначенную для хождения слуг.
При виде полутемной лестничной площадки и безликих серых ступеней, уходивших вверх и вниз, Настя невольно напряглась.
— Зачем мы здесь? — спросила она у жениха.
— Поговорить нам надобно, — преображенец недовольно хмурился. — Здесь любопытных меньше.
— Думаешь, слуги подслушивать не будут? — девушка покосилась вниз, где между пролетами виднелся черно-белый, словно шахматная доска пол.
— Здесь комната есть, — Белов открыл еще одну дверь, окрашенную в цвет стен, и мотнул головой. — Проходи.
Настя слегка помялась. Остаться наедине с мужчиной в тайной комнате было за гранью приличий. Девушка хотела возразить, но вовремя заметила, что жених хмуриться и решила не перечить. Она шагнула за порог. Григорий прошел следом и закрыл дверь. В полутьме чулана, а иначе эту комнату и назвать было нельзя, его звериные глаза сверкали особенно ярко.
Насте невольно вспомнились слухи, в последнее время ходящие при дворе и предостережения умирающей матери: «оборотни… они…»