— Вы уже говорили об этом.

— Убедительно прошу, повлияйте на сестру, она жизни не видела, многого не понимает. Не желая того, совершит опрометчивый поступок. Побеседуйте с ней. Нина вас любит, слушается. Подскажите, как должно поступить. Вы ведь желаете ей добра?

— Простите. Вы что же, ставите под сомнение моё отношение к единственной сестре?! — Вася с трудом сдерживал себя. — Что-то я вас не совсем понимаю. Хотите жениться — ухаживайте за девушкой, расположите к себе, оказывайте ей знаки внимания, сделайте всё, чтобы ей с вами было интересно, а, главное — чтобы она поверила вам. Напомню вам старую истину — заставить любить невозможно. Не мне вас учить. Вы старше меня, обязаны знать, что у аристократов существует определённый порядок действий, которые никто не отменял. Это поступки, которые только вы можете совершить, изначально вдохновившись исключительно благими намерениями, — пристально посмотрел на собеседника Вася. — Никто другой за вас этого не сделает. А меня увольте. Честь имею. — Вася, не попрощавшись, развернулся и вошёл в дом.

«Жених, называется. Какой он жених? Маменькин сынок. Привык, что за него все вопросы решают», — не мог успокоиться брат.

Наваждение

В канун Рождества Софья Гавриловна не успевала распечатывать депеши. И чуть ли не в каждой находила приглашение то на бал, то в галерею, то на званый приём в загородной резиденции вельможи, а то и на маскарад.

— Голова идёт кругом. Каждый день куда-то ехать. Это немыслимо.

— Ма шер, зачем каждый день? Выбирайте, куда вам хочется. Приглашение не является принуждением. Можно и пропустить.

— Ты права, Ниночка. По настроению и определюсь.

— Правильно.

Тётушка посмотрела на меня лукаво, в уголках глаз пролегли лучики, губ коснулась лёгкая улыбка, и княгиня проронила игриво:

— Но на маскарад мы поедем, да? Как-никак Рождество близится.

— Если желание соизволит заявить о себе, — ответила я без энтузиазма.

— Вот и славно. С этим разобрались. Приободрись. Наряд твой давно готов. Ты им довольна?

— Очень. Спасибо вашей модистке.

— Людмила отменная мастерица. Я многим её советовала, да она не всем шьёт, только тем, к кому особо расположена.

— Её право.

— Соглашусь с тобой.

На маскараде все будто сговорились. Только и занимались тем, что делали мне комплименты, доказывая в превосходной форме, как я обворожительна в бирюзовом платье.

— Теперь ты видишь, я была права — твой новый наряд получился очень эффектным. — Раскрасневшаяся тётушка с удовольствием принимала дифирамбы в мой адрес. — Идеально гармонирует с твоими глазами и выделяет природную красоту, — констатировала она, торжествуя.

— Спасибо вам.

Настроение у нас было приподнятое. Но в этот вечер судьба подбросит мне испытание, с которым нелегко будет справиться.

— Вы танцуете? Позвольте пригласить вас на мазурку? — Передо мной вырос красавец, сошедший с полотна великого Микеланджело. Узкая маска частично прикрывала глаза. Я обомлела: незнакомец был необыкновенно красив и обаятелен.

— Что же вы молчите? Танцуем?

Я в замешательстве кивнула. А он только этого и ждал, подхватил меня, и мы понеслись в ритме бодрой мазурки.

Весь вечер мой новый кавалер не отходил от меня. В конце он спросил:

— Позволите, я навещу вас?

— Вы знаете, где я живу?

— Узнаю.

— Мне пора, тётушка заждалась, — увела глаза в сторону, новый знакомый смущал меня своим взглядом.

— Завтра ждите. — На этом мы расстались.

Всю ночь я не могла уснуть. Лицо незнакомца стояло перед глазами. Он всецело завладел моими мыслями. Мне захотелось увидеть его опять и утонуть в его объятиях, ничего подобного никогда раньше со мной не случалось. Неизвестность пугала, дискомфорт присутствовал в моём состоянии.

— Влюбилась, как гимназистка, в первого встречного, — отчитывала я себя. — Будь что будет, хочу быть с ним. — Я понимала, что это чистой воды сумасбродство, но ничего не могла с собою сделать. Меня тянуло к нему. Ночь прошла нервно.

Утром вскочила по первому же звоночку колокольчика.

— Что с тобой, дорогая? Ты так рано никогда не встаёшь, — удивилась тётушка.

— Кто-то приехал? — Меня бил нервный озноб.

— Посыльный привёз корреспонденцию. Почему ты так встревожена?

— Ничего, пройдёт. — Мой растерянный вид вызвал у Софьи Гавриловны много вопросов. Поразмыслив, тётушка заподозрила:

— Ты случайно не вчерашнего танцора ожидаешь?

Я опустила глаза.

— Нина, — в голосе Софьи Гавриловны появился металл. — Этот человек не нашего круга. Такие вот вертопрахи вскружат голову, и поминай как звали, а что потом?!

Я молчала.

— Ты что же, влюбилась?! — спросила она, осторожничая. Но слова её прозвучали, как грохот молота по наковальне.