— Так-то оно так, но вам-то зачем рисковать?

— Вы ведь тоже не уехали, почему?

Он молчал.

— То-то.

— Мне некуда, тут мой дом, родные, семья.

— Не печальтесь, Ванечка, видите, сколько специалистов трудится, чтобы эпидемию ликвидировать. Справимся.

— Спасибо вам. Вы золотой души человек, несёте людям спасение и надежду.

— Что вы, я такая же, как и все. Дело у меня важное — помогать тем, кому трудно.

— Храни вас Бог.

— Благодарю. И вас, и всю семью вашу. Держитесь, потихонечку всё наладится.

— Если в вас есть такая убеждённость, то я буду молиться и веровать, что победим эту заразу.

— Заходите, Ванечка, когда будет нужда.

— Нина Андреевна, понадобится помощь — зовите. Я с радостью.

— Берегите себя, мойте руки, в другие избы не ходите, ни у кого ничего не берите. Больных не навещайте, очень прошу вас. Приходите за чистой родниковой водой.

— Да, что мне сделается, я крепкий. Спасибо.

— В любом случае рисковать не стоит. Мы ещё увидимся, а сейчас мне необходимо заняться делами. Видите, сколько всего мы привезли из Петербурга? Здесь инструменты для врачей, посуда для лабораторных исследований, лекарства для больных — всё, что просили наши специалисты. Староста выделил шкаф. Разложу по местам, чтобы медикам не пришлось искать по поклажам. Работы много.

— Пойду, мешать не буду.

— Увидимся.

На следующий день случилось непредвиденное. Моё состояние ухудшилось настолько, что я упала в обморок на людях. Врачи переполошились, сразу же взяли у меня материал на посев и тут же отправили посыльного в город. Тот телеграфировал Константину Львовичу Гомельскому, который помогал в организации экспедиции, чтобы немедленно прислал подмогу для срочной эвакуации меня в Петербург.

Результаты моих анализов не на шутку огорчили врачей — они заявили о том, что выявили шигеллу Зонне — возбудителя дизентерии.

Меня изолировали. Иван настоял, чтобы перевезли к нему. Его семью отселили. Он дежурил у моей постели, ухаживал день и ночь. Выносил фекалии с кровью и слизью. Чайной ложкой вливал мне в рот родниковую воду, растирал самогоном, чтобы снять жар, варил жиденькую кашу на воде. В постели обмывал тело родниковой водой. Врачи назначили ему принимать внутрь специальный дезинфицирующий раствор. Каждый день навещали меня, контролировали состояние, но в тех условиях помочь мне было сложно.

Зачем вы это сделали?

Граф Гомельский, получив телеграмму из Тамбовской области, оделся и поехал к Софье Гавриловне.

— Надо срочно принимать меры, — произнёс он вслух, давая самому себе распоряжение.

Константин Львович приехал к тётушке дождливым днём, служанка впустила его в дом.

— Как прикажете доложить, барин?

— Граф Гомельский по срочному делу.

— Сию минуту.

Софья Гавриловна спустилась.

— Какие гости! Константин Львович, что вы стоите на пороге? Раздевайтесь, пожалуйста. Обслужи гостя, — обратилась она к служанке.

— Сию минуту, барыня. — Даша приняла вещи у графа и ушла.

— Что привело вас ко мне? Не припомню, когда имела счастье видеть вас в последний раз.

— После ухода Ольги Павловны мало выезжаю. Софья Гавриловна, я к вам по очень важному и срочному делу. — Лицо графа преобразилось, он смотрел на тётушку так, словно умирать собрался.

— Помилуйте, Константин Львович, вы никак расстроены чем-то. Да, что с вами, скажите, наконец. На себя не похожи. — Гомельский понуро опустил голову, тупо устремив взгляд в пол. Он готов был разрыдаться. — Да что случилось? Объяснитесь наконец, прошу вас. Вы меня пугаете.

— Ниночка, — он одёрнул себя, — Нина Андреевна заболела в экспедиции, нужно срочно послать туда людей для её немедленной эвакуации. Я организую помощь. Но нужен ответственный человек, который возглавит группу. Самому не потянуть дальнюю дорогу.

— Ах ты ж, боже мой. Говорила ей, просила не ехать, опасно ведь. Разве она послушается? Что же делать? Немедленно отправляюсь к Прохору Петровичу, он поможет. Вы знакомы?

— Назовите фамилию, будьте добры.

— Федотов.

— Фамилию слышал, но лично знаком не был. Он, кажется, служит статским советником?

— Совершенно верно.

— Сожалею, не довелось встречаться.

— Прохор Петрович очень любит нашу Ниночку. Бог даст, молодые поженятся. Только Нина с некоторых пор замкнулась, грустит и не хочет ни о чём говорить даже со мной. Волнуюсь за неё. Сирота как-никак.

— Ах вот оно что, у неё жених есть?

— Да. Об этом поговорим в дороге. Ждите, соберусь, и поедем к нему.

— Погодите, Софья Гавриловна, выслушайте меня, — попросил Константин Львович изменившимся голосом.