— Не смею больше задерживать.

Агент тайной канцелярии находит проповедника

Семён Платонович в работе следовал золотому правилу: «Досконально, кропотливо уделять внимание деталям и мелочам», и это очень помогало ему находить ответы на каверзные вопросы. Он объездил всех, кто так или иначе был знаком либо связан с Гвоздковым. Они всуе мимоходом упомянули о проповеднике, у которого на исповеди побывал преступник, чувствуя, что его конец близок. Баринов преуспел. Он разыскал отца Феофана и ранним воскресным утром приехал в часовню, где старый священник служил. Тайный агент застал служителя молящимся. Дождался, когда святой отец освободился и приблизился к нему.

— Вы ко мне? — спросил седовласый красивый старец.

— К вам, если позволите.

— Чем могу служить, сын мой?

— Имею честь представиться — Семён Платонович Баринов, агент тайной канцелярии государя императора.

— Столь высокий гость пожаловал, стало быть, дело неотложное. Вряд ли смогу помочь, нигде не бываю: служба и келья.

— Не буду вас утомлять недомолвками. Совершенно точно знаю, что некоторое время назад у вас на исповеди побывал некто Гвоздков.

— Мил человек, существует тайна исповеди, не забывайте. — Старец поднял на Баринова ясные, голубые, как небеса, глаза, и тот понял, что священник всячески сдерживает себя, чтобы не начать проповедь.

— Разделяю ваше беспокойство, но дело, в связи с которым я к вам приехал, очень серьёзное, хлопотное и не подлежит отлагательству. Этот человек поднял руку на юридического советника самого государя императора, камнем в висок убил его в проходном тёмном дворе. Но и этого ему показалось мало. После похорон князя под невинным предлогом добрался в имение и исподтишка отравил его супругу и старшую дочь. Покушался на младшую. Я обязан остановить его, не так ли? Сам государь император обеспокоен.

— Бестия, антихрист, сатана вселился в него, — покачивая головой, изрёк старец.

— Так и есть, святой отец. Мне очень нужна ваша помощь. Вопросов немного, а дело сдвинется.

— Спрашивайте, у вас полчаса, скоро прихожане прибудут на молитву, — согласился священник.

— Поведайте, о чём разговор был.

Старец собрался с духом, морщинистой рукой разгладил длинную шёлковую бороду, задумался, тяжело вздыхая, и начал:

— Этот господин пришёл ко мне вечером перед тем, как я закрывал часовню.

— Что угодно? — спросил я его.

— Святой отец, плохо мне, очень плохо. Измаялся, извёлся. Выслушайте меня, примите покаяние.

— Видите, закрываю, служба закончилась. Приходите завтра с утра.

— Может статься так, что завтра будет поздно. — Я посмотрел на него: отчаяние рвалось наружу, оно камнем легло на сердце и давило. Во взгляде застыл страх, и в любой момент Гвоздков готов был завопить. Силой сдерживал себя. Стало ясно — он обречён.

Делать нечего, пригласил его в ризницу, благо в церкви мы остались одни.

— Присаживайтесь, сын мой, слушаю вас. — Я опустился на стул напротив, чтобы видеть его глаза. Мне не так важно было услышать, что он скажет. Его глаза поведали обо всём — этот человек запутался, низко пал, искупить вину не хватило душевных сил. Мысли, чувства будоражили сознание, он бился между ними в поисках выхода из создавшегося положения и не находил, за что зацепится, чтобы вынырнуть. Так и погряз в грехах.

Повинную голову и меч не сечёт…

Покаяние убийцы

Священник рассказывал, а тайный агент слушал и записывал.

— Грешен я, святой отец Феофан. Изнываю, страх захватил душу в тиски. Не знаю, как быть.

— Слушаю тебя, сын мой. Покайся, облегчи душу, коли грех на тебе.

— Да, грешен я. Так сталось, что злая голодная волчица — проклятая колдунья — взяла слово с моего подельника, своего полюбовника, что он силой заставит меня убить князя Ларского, его жену и детей.

— И ты это сделал?! — Голос святого отца задрожал, зазвенел, словно сталь вибрировала.

— Да. Иначе его дружки убили бы меня и мою семью.

— Не устоял, выходит, плохо дело твоё.

— Нет, не устоял, испугался не на шутку. Я-то знаю, на что способны эти люди.

— И как жить собираешься с грехом этаким?

— Ох, плохо мне, святой отец, извёлся весь.

— Сколько детей у князя покойного было?

— Трое.

— Ты и на них руку поднял?

— Старшая дочь с матерью чай пили, отвлеклись по пустяку, улучил момент и подсыпал им в чашки смертельный порошок. Горе мне.

— Погибли?!

— Да. Осталось двое: сын и дочь, их тогда дома не было. Это уберегло.