Шрифт:
Как же мне не хотелось его отпускать! Я вцепилась в его плечи и, заглядывая в глаза, думала, что бы такое сказать, чтоб он взял меня с собой. Но он мягко отстранился, легко поцеловал в губы и ушел.
Когда за окном мелькнула его БМВ, я поднялась на 2-ой этаж и нашла Пашку. Он сидел на кровати и плакал. Тихо, беззвучно рыдал, как умеют только мужчины. Его руки, рубашка и лицо были в пятнах крови. Кровь была и на полу, и на бледно-голубом покрывале.
Обернувшись ко мне, Пашка сквозь рыдания выдавил:
— Я ее, а она… А она ребенка не хочет…моего, от него хочет, а от меня — нет…Брезгует… Противно… Я ей говорю: ты только роди! А она!
И еще много всякого бреда, и обрывки разговора, который, видимо, произошел между ними, и из которого я поняла только, что Мила заявила Паше, что не любит его и не хочет от него детей.
После долгих уговоров Паша наконец перестал нести весь этот бред. Прошло уже минут 40 с тех пор, как Романов увез Милу. Первым не выдержал Пашка. Он позвонил сначала Ирокезу, потом Лешке, но телефон одного был занят, у другого — не отвечал. Мы просидели еще минут 20. Внизу расходились гости, дом затихал. Пашка позвонил снова — то же самое.
— У Милы с собой телефон? — наконец догадалась я.
— Да, скорее всего, с собой!
Пашка дрожащими руками стал набирать ее номер. Я услышала, как пошли длинные гудки. Долго-долго никто не отвечал. Потом, наконец, низкий мужской голос сказал:
— Алло!
— Это кто? — заорал Паша, — где Мила?
— В аварию они попали, — раздалось из динамика. — улица Советская, 3-я городская больница.
Глава 8
Лиза
До сих пор не пойму, откуда во мне взялось столько самообладания, когда я успокаивала рвущего на себе волосы Пашку, вызывала для нас такси и ехала с ним в больницу.
Там нас, естественно, никто не ждал. Поэтому, когда в приемное отделение начал ломиться полупьяный верзила с выпученными глазами, который не мог ничего вразумительно объяснить, охранник собрался вызывать полицию.
Наконец вышла дежурный врач, женщина лет 45 с усталыми покрасневшими глазами. Терпеливо выслушав наши бессвязные объяснения, она сказала спокойно, что «да, привезли женщину и двух мужчин. Живы… В реанимации…»
Скосив глаза на бьющегося головой об стенку Пашку, врач таким же бесцветным голосом добавила, что нужно успокоиться и надеяться на лучшее.
Я смотрела ей вслед в каком-то оцепенении, пытаясь понять смысл ее слов и не понимая его. Стояла до тех пор, пока перепуганный Пашка не начал трясти меня за руки.
— Ей, ты чего? — заглядывал он мне в глаза и шептал осипшим голосом. — Они живы! Понимаешь? Живы! Все хорошо будет!
Пожилой охранник, которому мы помешали выспаться, посмотрел на меня с сочувствием и посоветовал:
— Поезжайте-ка вы домой. Все равно до 8 часов ничего не узнаете. А в реанимацию вообще не пускают. К родственникам врач выходит часов в 10 воон в тот кабинет…
И он показал в направлении темного длинного коридора.
Уехать из больницы казалось мне сродни предательству. Я готова была стоять до утра под дверью, но Пашка практически выволок меня в промозглую ноябрьскую ночь и на такси увез в их с Милой квартиру. До двушки Романова было ближе, но я даже представить себе не могла, как войду туда без него.
Никогда не забуду те несколько часов в чужой квартире. Пашка, кажется, спал, скрючившись на коротком диване, а я сидела, глядя в темноту, и думала, думала…
Все, что раньше казалось важным: мои отношения с Сергеем, ссора с мамой, работа — все отошло на второй план перед самой страшной бедой. В круговерти последних дней у меня не было времени просто осмыслить, как изменилась моя жизнь с появлением Романова. Больше того, я гнала от себя эти мысли, пытаясь относиться к происходящему, как к какому-то временному помешательству. Боялась думать о будущем, строить планы. А вдруг все вернется на круги своя?
Теперь я чувствовала себя до костей продрогшим человеком, которого ненадолго пустили погреться, а сейчас вновь выгнали на холод. И ничего в жизни мне так не хотелось, как вновь оказаться рядом с этим теплом.
Не было еще 8 часов, когда мы приехали к больнице. В приемном отделении молоденькая медсестра на наши вопросы отвечала бодро и деловито. От нее мы узнали, что Милу перевели в палату и ей нужно принести одежду и все необходимое. Романов и Ирокез находились в реанимации, о них можно было узнать только у лечащего врача.