— Ты мог просто позвонить мне и спросить, — прохрипела я. — На самом деле, ты мог бы даже навестить меня.

— Видишь это? — он жестом обвел кухню. — Это то, что я сделал, чтобы измениться. Как только я переехал в Чарльстон, я смог попрощаться с Джесси, который продолжал трахать все, и саморазрушать себя. Конечно, когда я впервые попал сюда, я все еще пытался быть таким же крутым, каким был. Я убегал из дома, выпивал, а однажды я даже накурился чем-то с примесью какого-то дерьма, и был на грани того, чтобы просто покончить со всем этим.

— Что? — я ахнула.

Он кивнул.

— Тогда мой отец достучался до меня. Он записал меня на терапию для борьбы с гневом и выпивкой. Сначала я ненавидел это, но эта же группа дала мне мою первую работу в качестве официанта. Вскоре я понял, что вкладывать все свое беспокойство во что — то продуктивное было хорошей идеей для меня. Через короткое время я стал трудоголиком и понял, что позитивность — это все, что мне нужно, чтобы стать лучше. Я нуждался в хороших вещах в своей жизни, чтобы не допустить, того что я снова стану плохим.

— Так вот почему ты отгородился от меня? Почему ты перестал звонить мне и перестал отвечать на мои звонки? Потому что я не была хорошим влиянием? — это самое бредовое из всего бредового, что я когда-либо слышала.

Он закрыл глаза.

— Нет. Я отгородился от тебя, потому что боялся, что если не сделаю этого, я захочу вернуться и быть с тобой.

Мир действительно перестал вращаться на этот раз. Однако, в отличие от кануна нового года, этот мир был полон истерических криков. Я не могла понять, был ли это хороший крик или крик чистой ярости.

Его глаза потемнели.

— Я не мог вернуться назад. Я не мог вернуться к парню, которым когда — то был. Злому парню. Безрассудному парню. Я просто не мог.

— Так зачем вернулся сейчас? После стольких лет? И зачем приходить на работу в мой магазин, когда ты явно можешь себе позволить не работать в БэтлФоллс вообще, — я махала руками в воздухе, двигаясь по кругу его гигантской кухни.

Он глубоко вздохнул.

— Ты никогда на самом деле не видела мою маму.

— Ага, видела.

— Нет. Ты видела лишь часть ее, — ошарашил он меня. — Ты видела только то, что она хотела, чтобы ты увидела. Как сегодня.

— Она была больна и одинока, — твердо сказала я.

— И она показывала свою хорошую сторону, — спокойно ответил он. — Когда тебя там нет, ты не слышишь, как она называет меня идиотом, ошибкой или тупым каждые пять минут. Ты не слышишь, как она кричит на меня и обвиняет меня в том, что отец так никогда и не вернулся. Она мастер-манипулятор, и она заставляет тебя поверить в то, что она хочет.

— Но я слышала, что она прекратила… — я позволила своему голосу сникнуть, не желая говорить слова вслух.

— Использовать людей? — предложил он.

— Да, — прошептала я.

— Я тоже это слышал. Она даже заставила меня поверить в это, — он покачал головой и хмыкнул. — Она рассказала мне все о своей работе и о том, как она бросила пить. Даже рассказала, как она работает волонтером с соседским дозором. Она моя мама, поэтому я хотел поверить в это. Черт, я действительно купился. Потом она сказала, что скучает по мне и хочет, чтобы я приехал, но да, я все еще боялся приехать. Не хотел, чтобы меня тащили обратно к моему старому образу жизни, даже если я очень сильно хотел увидеть тебя.

— О, — прошептала я.

— Потом она заболела, — он закрыл глаза. — У меня был долгий разговор с отцом, и мы оба согласились, что, возможно, если я не смог помочь ей, когда я был ребенком, это не значит, что я не смогу помочь ей сейчас. Итак, я взял отпуск с работы, чтобы вернуться в БэтлФоллс, хотя бы временно.

— Это ничего не объясняет насчет меня, — я чувствовала себя надоедливым ребенком, что сказала это вслух, но мне действительно нужно было знать, что произошло между нами. — Почему ты перестал со мной разговаривать? Если ты хотел показать мне это, — я указала на фотографию, — и сказать, что я все еще много значу для тебя, почему ты вообще захотел закрыться от меня?

— Потому что я был слабым! Разве ты не видишь этого? Я всегда был слабым! Начиная с того, когда меня ловили с выпивкой в семнадцать, и заканчивая тем, что я позволил себе пасть так. Я был жалким.

— Из всех убогих отмазок…

— Нет. Выслушай меня, пожалуйста, — умолял он. — Каждый раз, когда я звонил тебе, я чувствовал, что моя решимость ослабевает. Я бы хотел упаковать свои сумки и увезти тебя, как я и обещал.

Да, этот кусок на полу был моим сердцем, вылетевшим из груди.