Я не общалась с Сэтом с тех пор, как бросила его на вечеринке. У него нет возможности узнать, что со мной произошло с тех пор, как я видела его в последний раз. Сейчас мне восемнадцать. Учитывая, как все прошло, это не кажется таким уж захватывающим. С Розой мы переписывались. Она хотела приехать в больницу, но я попросила ее подождать.

Делайла подъезжает к автобусной остановке, чтобы высадить меня. И мы обе говорим одновременно:

— Послушай…

А затем снова вместе:

— Извини…

Потом говорю только я:

— За что ты извиняешься?

— В ту ночь я погорячилась. А потом не отпустила ситуацию. А потом меня... не было рядом с тобой.

Она давится последней частью своего предложения.

— Дэл, я вела себя на вечеринке как полная безответственная идиотка. Ты имеешь полное право расстраиваться из-за меня. Я знаю, что ты волновалась.

— Не знаю, Джен. Сейчас все это кажется таким незначительным после всего, что произошло.

— Твои чувства не мелочны.

— Я знаю. Просто я должна была протянуть руку. И не должна была пропустить твой день рождения.

— Меня это даже не волнует.

— Дело в том, и это звучит так смешно, чтобы говорить сейчас, но я действительно была взволнована кое-чем той ночью. И мне очень хотелось тебе об этом рассказать. А потом нас поглотили твои обстоятельства, и ты даже не спросила меня, как я.

— Я — полная дура.

— Ты — не дура.

— Я часто веду себя так.

— Это правда.

Мы обе слегка хихикаем.

— Кроме того, то, как ты появилась в моем общежитии, а затем исчезла. Ты даже не оставила записку, когда ушла. Не написала мне. Я понятия не имела, что происходит.

— Это была сложная неделя.

— Знаю.

Я смотрю в окно. Кто-то убирает распродажу — убирает пластинки, куртки, флаконы с духами, картину с цветком в вазе.

— Так что это?

— Что?

— Твои хорошие новости. Пожалуйста, расскажи мне, — а затем добавляю. — Мне это нужно.

Ее лицо меняется; облака рассеиваются.

— Ну, я начинаю публикацию стихотворения.

— Что?! Как здорово!

— Это просто школьный литературный журнал, но я только первокурсница, так что это круто. Но, когда говорю это, то как-то глупо звучит. И уж точно не стоило так злиться на тебя.

— Это большое дело. Мне нужен твой автограф на моем экземпляре. Пожалуйста.

Делайла усмехается.

— Мне очень жаль, Дэл. Я знаю, мы итак слишком много навалили на тебя. Думаю, что действительно мне нужно тебе сказать, так это спасибо.

Еще многое предстоит сказать. Но некоторые вещи лучше выражаются через взгляды, жесты и прикосновения, и, глядя на нее, я знаю, что мы снова на нужном пути.

— На этот раз мы сделаем лучше.

— Обязательно.

— Конечно.

— Конечно.

— Люблю тебя, кузина.

Позади нас подъезжает автобус. Я обнимаю Делайлу, выскакиваю из машины и смотрю, как она уезжает к следующему углу и поворачивает налево, исчезнув из поля зрения. Ветер поднимается и напоминает мне о том, что пора двигаться.

Теперь в театр. Я должна думать об этом месте не то, что оно забрало моего отца, а то, что оно дало ему жизнь. Да, сюда он приходил неделями подряд, оставляя нас позади. Это место, куда он приходил, и где он пропадал. Здесь он был, когда ускользнул в последний раз. Но здесь было что-то, что ему было нужно, к чему он стремился.

Я иду и впитываю зимнее солнце. Все вокруг кажется тише. Такси не сигналят друг другу. Стройка завершена к вечеру. Все спокойны.

Мы с Сэтом одновременно подходим к нижней части черной металлической лестницы. Его губы изгибаются, а затем он прячет улыбку и убирает руки в карманы.

— Привет.

— Привет.

— С днем рождения.

— Это было вчера.

— Знаю.

Пауза. Мы позволяем разговору упасть на холодный бетон у наших ног.

После чего он поднимает его обратно.

— Я весь день хотел тебе позвонить. Но с другой стороны, мне также хотелось оставить тебе пространство, чтобы разобраться во всем.

Пауза.

— Так что?

— Что?

— Разобралась?

— О боже. Да? Нет? Может и так.

— Мне знакомо это чувство.

— Если ты имеешь в виду того парня, который появился тогда, то ответ — да. Наконец-то, я все поняла.