Шрифт:
— Она…? — как мне закончить это предложение?
Мертва?
Жива?
В сознании?
Успокоилась?
Разочарована?
— С ней все будет в порядке, Дженезис. Она еще не проснулась, но, похоже, нет повреждений мозга, печени или чего-то подобного.
Видимо, врачи с нами разговаривали. Очевидно, я настояла, чтобы остаться спать здесь, в больнице, и никому не звонить. По-видимому, врачи позвонили родителям моей матери, и они будут здесь в любой момент.
Видимо, на этот раз, как только она проснется, ее не отпустят.
— Пойдем в кафетерий, — говорит Питер.
Я иду за ним, будто это так просто, будто это единственное, что я умею делать. Питер приносит нам кофе. Он спрашивает, не голодна ли я, но я качаю головой.
— Столик на двоих у окна?
А смеяться сейчас нормально? А смеяться на всем протяжении жизни? Я не смеюсь. Но улыбаюсь.
— Как раньше.
— Лучшее первое свидание в моей жизни.
— Питер?
— Да?
— Большое тебе спасибо. Просто... спасибо тебе.
Он больше не выглядит столетним. Он похож на того, кого я люблю. На того, кто заботился обо мне, когда я нуждался в этом больше всего, и кто, вероятно, всегда будет. Но также, как будто я смотрю на него сквозь испачканное стекло. Несовершенная картина.
— Что происходит прямо сейчас?
— Я не знаю.
— Я больше не могу это делать, Питер.
Шесть слов. Шесть слов, которые не звучат жестко или холодно. Шесть слов для нас обоих.
— Я хотел бы вернуть то, что сделал с тобой.
— Дело не в этом.
Мы не можем стереть это. Но каким-то образом нам это было нужно. Каким-то образом это подтолкнуло нас, изменило наш курс, заставило нас ясно видеть вещи.
— Я здесь для тебя, если тебе что-нибудь нужно, — говорит он мне.
— Я знаю.
— Это все?
Наверное, мы оба задаем этот вопрос одновременно. Мне кажется, мы помогли друг другу и ранили друг друга, мы нужны друг другу, но мы должны распутаться. Он был мне нужен. Я выжила благодаря ему.
Я думаю о том, чтобы поцеловать его. Прощальный поцелуй. Идеальный финал. Здесь.
Он наклоняется, но я кладу два пальца на его губы. Вот и все. Его глаза блестят от слез, и он сглатывает.
— Со мной все будет в порядке, — говорю я.
— Я знаю, что это так.... У меня только один вопрос к тебе.
— Давай.
— Это больше, чем хлебница?
Смех, похожий на бульканье, вырывается из меня. Двадцать Вопросов. Мы еще раз обнимаемся. Немного дольше, чем следует.
Потом я смотрю, как он уходит.
Наш кофе стоит нетронутым с несколькими последними следами пара, плавающими над черной жидкостью.
АКТ V
СЦЕНА 2
Я возвращаюсь в приемный покой. Моя сестра бросается ко мне и обнимает. Мы все — руки и слезы. Элли — та, кого все хотели больше всего защитить. Маленькая девочка, которая никогда не знала, что происходило. Маленькая девочка, которая никогда не поймет. Сейчас она даже не того возраста, какой был у меня, когда умер отец, но она знает гораздо больше, чем я когда-либо. Я отодвигаюсь от нее, но крепко держу за руку.
Мои бабушка и дедушка тоже там. Они жестом предлагают мне сесть рядом с ними.
Сестра отпускает меня. Я сажусь через два сиденья от них.
— Дженезис, ты в порядке? — спрашивает бабушка.
И вот мы снова возвращаемся к этому вопросу. А, может, все, что случилось, еще не вполне дошло до меня. Думаю, я довольно успешно справляюсь с задержанными ответами. Ты в порядке? Нормально ли быть в порядке, когда на прошлой неделе было следующее:
1. Аборт
2. Расставание
3. Попытка самоубийства
4. Расставание, часть вторая
И где-то внутри всего этого я встретила другого парня. Что это за Вселенная? Где я приземлилась?
— Дорогая, там была записка, — говорит бабушка. А я об этом даже не подумала.
— Где она?
Мне очень хочется встать. Но я борюсь с этим желанием.
— В данный момент — у полиции.
Полиция. Вчера вечером были полицейские. Задавали очень много вопросов. Хотели знать каждую деталь. Тем не менее, прошлой ночью не было никаких подробностей. Только инстинкты.
— Что там было написано?
Она смотрит вниз. Вниз, вниз, вниз на свои колени и начинает трясти и тянуть свой свитер вверх с двух сторон от лица. Она с чем-то борется. И выглядит это так, будто это что-то, с чем она борется, пытается выцарапать свой путь из нее, путь, который она крутит и дергает. Мой дед одной рукой берет ее за руку, а другой — обнимает сзади. Обнимает и держит, пока она не прекращает. Я еле сдерживаю слезы в горле. Элли падает на пол и зарывает голову мне в колени.