Шрифт:
Костёр погас, забирая с собой две горстки праха. Аль Баян был спокоен за друзей, ритуал хоть и выглядел жутко, но опасности не представлял. Твари на той стороне требовали многого, но никогда не обманывали.
— Выходи Данте! — Крикнул Аль Баян и голос его, тысячекратно усиленный волшбой, разнёсся по всему городу. — Средь тысяч лиц, или в горе песчинок, учую я тебя мой верный добрый друг и товарищ!
И Данте вышел. Аль Баян имел чутьё на всех своих учеников, приближение Дана он почувствовал давно. Кардинал спустился по верёвке с крепостной стены в абсолютном одиночестве, охрана получила приказ остаться в центре города, он не хотел, чтобы пострадали невинные.
— Здравствуйте, учитель. — Кардинал поклонился безо всякой насмешки. Несмотря на всё случившееся он испытывал к Куратору глубокое уважение — Вы помогли бежать двоим пленникам, прощаю.
Аль Баян измерил ученика взглядом, с момента их последней встречи тот оброс щетиной и завёл повязку для глаза.
— Очень великодушно с твоей стороны, только с чего бы это тебе меня так просто прощать? Неужели ты пришёл сюда, дабы сказать, что не таишь обиды?
— Я бы хотел так сказать, но не могу. — Ответил кардинал — Я закурю? Тяжёлые дни, перевороты, предательства. Расслабиться бы.
— Сигары медленно убивают, если хочется — кури. — Скупо ответил чародей, не сводя пристального взгляда с ученика.
— Сигары убивают медленно, а мечи — быстро. Увы — Данте развёл руками — с последними я встречаюсь гораздо чаще. — Кардинал достал из кармана сигару и закурил, огонь на кончике пальца помог. Скручивали сигары в Массоре, городе на болотах. Данте повезло, он успел заполучить целую коробку Массорских сигар, сейчас от города осталось только пепелище: борьба с чумой почти уничтожила селение. — А теперь к делу, учитель. — Данте зажал сигару меж зубов так, чтобы речь искажалась как можно меньше — Забирайте Илиаса и Фон Грейса, я даже рад за них, не место им в Иннире. Однако, вы кое-что украли у церкви, и я намерен это получить обратно, разумеется, использую я это во имя благой цели. Отдайте кисть. В руках академии от неё одни проблемы. Признай, вы давно не умеете распоряжаться собственной силой — Данте ударил тростью о землю и где-то вдалеке грохнула молния.
— Зачем она тебе? — Непонимающе спросил чародей — Неужели жизнь ничему не научила, о наивный утёнок без матери? Твой глаз? Ты гусеничка, хоть и могучая, но кисть повинуется лишь прекрасным бабочкам. Это кисточка принадлежит Аурелионской академии, она была доверена нам и только нам. Мы знаем, как распорядиться столь могучим артефактом. — Аль Баян говорил медленно и вдумчиво, надеясь, что так убедит Данте отступить.
Под ноги ему упала перчатка. Переговоры не удались. Опять.
— Я более вашего права имею на неё. Живу сегодняшним днём, реальностью, Ты же обитаешь в мире прекрасных иллюзий. Бой! Пусть сила рассудит, кому принадлежит кисть! — В единственном глазе Данте пылало пламя азарта. Ради единственной цели он бросил эту перчатку — померяться силами с тем, кто когда-то его учил. Даже мудрецам свойственны глупости. Хотя кардинал был ещё далёк от мудрости, ой как далёк…
Аль Баян хотел бы отказаться, но не мог. Маги издревле сражались, никто никогда не бежал. Пришло время, когда соблюдение старого и глупого обычая — дело чести и достоинства.
Правила кодекса чародейских дуэлей просты — три заклинания со стороны каждого оппонента, в случае ничьей происходит рукопашное столкновение, а после него опять магическая стадия поединка. Битва идёт до достижения одним из участников состояния бессознательного или же с жизнью несовместимого.
Не став ожидать жеребьёвки, Данте бросил в воздух несколько игральных костей, припрятанных в кармане плаща. Они застыли в воздухе, а затем завращались с космической скоростью — нельзя было толком ни одной грани разглядеть. Кубики раскалились и пылающими молниями рассекли воздух, но цели не достигли — чародей сотворил перед собой потоки арктического ветра. Смертоносные снаряды рухнули дымящимися угольками наземь. Пришла очередь Аль Баяна.
Вдыхая влажный утренний воздух, маг начал своё представление. Фигуры, очерчиваемые им, отличались витиеватостью и запутанностью. Одни линии переходили в другие, ранее чётко выверенные грани фигур сменялись хаотичным переплетением сторон. Вместе с колдуном танцевало всё вокруг: на близлежащие стены садились местные птицы, выползали на свет божий из своих нор мыши и крысы, бабочки закружились вокруг чародея в разноцветном хороводе. Затем, словно по команде, вся эта живность бросилась на Данте, но тот шаркнул ножкой и из-под его подошвы вырвались огненные искры. Обугленные тельца усеяли мостовую.
— Серьёзно? Ты думаешь одолеть меня карманным зверинцем Я вижу, вы учитель ослабли.
Не дожидаясь ответа Данте, выхватил кинжал и разрезал кожу на руке. Сила свежей крови напитала его и между пальцев заструилась чистая сила. Ослепительный разряд ударил в Аль Баяна. Но ничего не произошло. Чародей стоял и смотрел на дымившуюся ладонь, а потом указал на ученика пальцем. Разряд ещё большей силы сразил Данте, он даже подумать не успел.
Кардинал лежал на жёсткой мостовой, испуская дым и тихо постанывая. Сверху на него смотрел улыбающийся учитель.
— Прежде чем я уйду, преподам тебе последний урок колдовства. — Аль Баян наклонился над учеником и нежно погладил его по голове — Нет, не пытайся говорить. У тебя этого не выйдет ещё как минимум два часа. Никогда не вкладывай всю силу в один удар, ведь если противник не падёт, то тебе нечем будет защищаться. Например, как сейчас. — Аль Баян вздохнул и поднялся, в душе он рыдал — так не хотел причинять боли другу, хоть и бывшему — Это последняя наша дружеская встреча Данте. Не ищи меня, не ищи моих товарищей. У нас своя дорога, а у тебя своя. И помни, о дитя невежества — усиль я твой заряд хоть немного, ты бы превратился в дымящуюся горсту пепла. Я верю, что ты хороший человек. Я не могу тебя убить, ведь всё-таки ты был моим любимым учеником. — Чародей сделал паузу, развернулся и сказал уже тихо под нос — А я ведь знаю, что ты меня не послушаешь… Последней будет следующая наша встреча… — Борян Аль Баян развернулся и медленно пошёл дальше по улице, пока восточный ветер не подхватил его и не понёс в сторону условленного места встречи. Улицы Тассора никогда не знали такого тихого, прекрасного дня.