Гена порывисто пожимает мне руки и вручает букет.

— Спасибо! По какому случаю? — благодарю и спрашиваю я, тут же сообразив, что нельзя было задавать такой провокационный вопрос. Как будто я не знаю, по какому именно случаю…

— Прекрасно выглядишь! — отступая на шаг и откровенно любуясь мною, с придыханием говорит Гена.

Мы с Ленкой перешли на офисные сарафаны. Сегодня это серо-голубой сарафан из твида с бретелями халтер.

— Дословно переводится как "хомут", — поучает меня Ленка.

— Я знаю, как переводится слово "халтер", — ворчу я на подругу, но больше в шутку.

Сарафан мне очень нравится. Бретели держатся на круглом деревянном ошейнике ручной работы. Блузка с высоким воротником белизной готова поспорить с рубашками Холодильника, который ведет себя более чем странно. Конец января и февраль проходят под девизом "На фронте без существенных перемен". То его сутками нет в офисе, то сутками же он из него не выходит. Я практически перестала спускаться в холл с "ужином балерины", боясь встретиться там с караулящим меня Хозяином и проиграть, нет, не в словесном, а в рукопашном поединке.

Но как только бдительность моя начинала дремать и я осторожно, как пугливая лесная лань, пробиралась к креслу Дарьи Владиленовны, появлялся Холодильник. Это было уже трижды. Первый раз он гарантированно должен был быть в каком-то там головном офисе с французами, но к полуночи оказался в холле. Второй раз улетел в Вену на двое суток, вернулся через сутки прямо в холл. Третий раз я в режиме онлайн наблюдала за ним на одном из интернет-каналов: Холодильник принимал участие в благотворительном концерте вместе со Светланой Кирилловной и физически не мог так быстро оказаться в холле, когда я туда пробралась. Но он оказался.

Все наши ночные диалоги можно сравнить с перестрелкой нервных новобранцев. Стреляем больше от страха, чем с целью попасть. Но каждая такая стычка оставляет послевкусие бодрости и какого-то нового смысла в продолжении этих странных отношений.

— Он тебя берет измором! — вынесла вердикт опытная Ленка, которую ее первый муж Витька, по ее же словам, взял долговременной осадой, как турецкую крепость.

— Измор — это гибель от истощения, — почти плачу я. — Мои силы на исходе.

— Что это значит? — оживляется Ленка. — Ты готова сдаться? Будешь его любовницей?

— Точно нет! — клянусь я. — Такие отношения не для меня.

— Он на тебе не женится, — осторожно напоминает Ленка.

— Никто и не просит! — фыркаю я. — Я, если и выйду замуж, то только по любви.

— Обыкновенной? — смеется по-доброму подруга. — Или всё-таки сказочной?

— Дарья Владиленовна говорит, что обыкновенной любви не бывает, — рассказываю я. — Любые отношения, построенные на любви, уже необыкновенные. А ей виднее. Она Сталина видела!

— Чего добивается он — мне понятно, — задумчиво говорит Ленка. — А вот чего добиваешься ты?

— Сохранения агентства таким, каким оно было четверть века. Сохранение своей должности. Она меня вполне устраивает. Нет, не так… Я люблю свою работу, как тот бессмертный пони.

Ленка смеется, начинает плести мне косу и тихонечко поет:

Я люблю свою работу!

Я приду сюда в субботу.

И, конечно, в воскресенье.

Здесь я встречу День рожденья,

Новый год, 8 Марта.

Ночевать здесь буду завтра.

Плащ-палатка, вещь-мешок.

— У супруга будет шок!

Если я не заболею,

Не сорвусь, не озверею,

Здесь я встречу все рассветы,

Все закаты и приветы!

От работы дохнут кони.

Ну а я — бессмертный пони!

Ленка весело и бодро доплетает французскую косу.

— Одно удовольствие тебя заплетать! Это несправедливо и абсолютно бесчеловечно! — возмущается Ленка совершенно искренне.

— Что?! — не понимаю я ее.

— Почему у тебя такие роскошные густые волосы, а у меня волос на две драки осталось?! — Ленка размахивает моей косой, как революционер на баррикаде знаменем. — И ты права, Нинка! Я тоже люблю свою работу.

— Тогда чего ж не заканчиваешь песню? — иронизирую я, и Ленка поет.

Но однажды на работе,

Если вы меня найдете,-

Без движения лежу

И от радости не ржу,

Знайте: я трудом добита

И откинула копыта.

— Эта коса делает тебя совершенной девочкой! — восторгается Гена и пытается меня поцеловать.

— Гена! Руки! — жестко командую я, и он сразу обижается.

— Дружеский поцелуй в щеку еще никому не повредил, — ворчит он.

— Геночка! У меня много работы, прости, ради бога! — медленно меняю диспозицию: отступаю за свой стол. — Не мог бы ты поторопиться…