— Но я уже выбрал и настойчиво рекомендую вам переодеться, — серьезно и строго говорит Холодильник. — Вокруг вас слишком много мужчин с богатой фантазией, и меня это… раздражает.

— Последний раз вы настаивали на том, что я не должна целоваться, — напоминаю я вежливо своему работодателю. — Теперь же вам зачем-то нужно, чтобы я скромнее одевалась и вне работы. Вам не кажется, что вы, как минимум, не имеете на это никаких прав, а, как максимум, вообще нарушаете мои права свободного человека.

— Все мы не свободны! — философски замечает Холодильник, никак не поддержав мой "Биль о правах".

— А я хочу свободы! — кричу я. — Мне надоел Евгений. Он меня раздражает, а я его.

— Он вас чем-то обидел? — мгновенно напрягается Холодильник.

— Нет! Не обидел! — бешусь я. — Скоро я сама его обижу. Зачем вы его ко мне приставили?

— Потому что сам не могу находиться рядом, — тихо отвечает Холодильник. — И потому, что не могу допустить, чтобы кто-то был рядом.

— Вы ничего этим не добьетесь! — устало отвечаю я. — Я вам это уже говорила.

— Мне верится, что добьюсь, — не соглашается со мной Александр Юрьевич.

— Как?! Как?! — снова кричу я. — Как вам хватает стыда за несколько месяцев до свадьбы добиваться расположения другой женщины?!

— Свадьбу мы перенесли, — быстро отвечает Холодильник.

— Куда перенесли? — дурею я от его слов.

— На неопределенное время, — машет он рукой и тянет ее ко мне.

— Прекрасно! — меня начинает трясти от злости. — Ради меня вы перенесли свадьбу и женитесь чуть попозже? Так?

— Почти, — хмурится Холодильник. — Что не так?

— Да всё не так! — смеюсь я, почти плача. — То, что вы устроили мне — преступление! Вы пользуетесь тем, что я не могу рассказать обо всем Светлане или Кириллу Ивановичу.

— Пользуюсь, — соглашается Александр Юрьевич. — Но вы можете рассказать, если очень хочется.

— Не могу! — кипячусь я. — Что они обо мне подумают? И что подумаю о себе я? Вы слепы и глухи!

— Это вы нечетко видите, — возражает Холодильник. — Вы до сих пор не заметили целых сто одну каллу.

— Заметила! — ехидничаю я. — Странный выбор цветка. Или вы осознаете свою роль в этом спектакле?

— Роль? — не понимает меня Холодильник.

— Вы знаете притчу о каллах? — с сомнением спрашиваю я мужчину.

— А есть такая притча? — мягко спрашивает он.

— Есть! Об африканской девушке из бедной семьи, которую насильно выдали замуж за старого вождя. Чтобы не отдать себя в ненавистные руки, девушка бросилась в костер, мечтая свести счеты с жизнью. Но боги сжалились над ней и превратили ее в прекрасный белый цветок, — гордо рассказываю я.

— И поэтому каллы стали символом свадьбы и взаимной любви? — усмехается Холодильник. — Всегда считал, что в притчах и легендах нет логики. Зато знаю, что они и цветы жизни, и цветы смерти. Но я в этот символизм не верю. Я их выбрал за элегантность и красоту. Они мне напомнили вас.

Я подозрительно замираю, услышав настоящий комплимент.

— Дешевый трюк, — фыркаю я. — Мне не двадцать лет, чтобы на него покупаться.

— Жаль! — констатирует Холодильник. — Всё было бы намного проще. Не будем тратить время, переодевайтесь!

— Как вы себе это представляете? — стыдно, но я опять кричу. — Я ушла в одном платье, вы ушли за мной. А потом мы вернулись, а я уже в другом платье?

— Хороший план! — одобряет Холодильник. — Вас проводить до квартиры?

— Вы на учете у врача-психиатра не состоите? — ласково интересуюсь я.

— Нет, — пожимает плечами Холодильник. — Но верно иду в этом направлении.

Александр Юрьевич идет к дверям и открывает их, беся меня своим фирменным, приглашающим на выход жестом.

— Вы серьезно? — не верю я в происходящее.

— Более чем, — кивает Холодильник. — Вперед!

— Я не пойду! — протестую я, но почему-то писком. — И вы не заставите меня переодеться!

И через секунду оказываюсь прижатой к стене. Руки Холодильника смыкаются на моей шее, но не больно, а нежно.

— Нина Сергеевна! — губы Холодильника говорят прямо в мой рот. — На вашем месте я бы так не рисковал. Вы настойчиво вызываете во мне желание вас переодеть. Впрочем, я согласен.

Поцелуй начинается как легкое приглашение, за несколько секунд превращаясь в настоящее нападение. Когда я, по сложившейся традиции парализованная, начинаю это осознавать, поцелуи превращаются в настоящее сумасшествие, сильные, глубокие, болезненные.