— Позвонишь кому-нибудь, — беспечно пожимает плечами Гена.

— У меня нет телефона. Я его не брала, — чихаю я и снова надеваю маску.

— И у меня нет, — растерянно и испуганно говорит Генка, только сейчас поняв, что натворил. — Но тебя же будут искать.

— Кто?! — психую я. — Я Димку с эскизами отправила к Ленке и с набросками ролей в театральное училище к Эмме. Это часа на три.

— А остальные? Тебя же должны потерять? — возмущается Генка. Вот молодец! Смеет возмущаться!

— Я на больничном. Меня не должно быть на рабочем месте до завтра, — в бешенстве рычу я. — Гена, прости, но ты идиот!

— Вовсе нет! — сопротивляется мой незадачливый поклонник. — Я верю, что нас скоро спохватятся. Прекрасная возможность расставить все точки над "и"!

— Ставь свои точки! — дергаюсь я, вставая с сундука.

Эта фраза была ошибкой. Она заставляет Гену рвануться ко мне, будто мы играем в догонялки, и схватить меня, будто я уже проиграла.

— Ниночка! — ласково шепчет Генка, снимая с меня маску. — Я так тебя люблю. Мы обязательно должны быть вместе. Никто не будет ценить тебя так, как я!

— Почему никто? — обижаюсь я, тут же расстроившись. — У меня есть еще пара предложений.

— Как ты можешь сравнивать! — кричит Генка. — Меня и совершенно посторонних тебе мужчин?!

Пока я трачу время на осмысление того, что сказал Генка про посторонних мужчин, он меня сильно, крепко, больно целует.

В этот момент дверь на чердак распахивается, и в дверном проеме я краем глаза вижу две фигуры: Николая и Холодильника. Радостно мычу, отпихивая разошедшегося Генку, но это плохо получается. Помогает мне Николай, который сначала с заметным глазу усилием останавливает Холодильника, делающего шаг вперед, потом аккуратно отрывает Гену от меня, вежливо со мной поздоровавшись. Николай, обнимающий Гену, куда-то исчезает вместе с ношей.

В наступившей тишине раздается насмешливый голос Хозяина:

— Вы просто нимфоманка, госпожа Симонова-Райская!

— От такого же слышу! — огрызаюсь я.

— Вообще-то это женский диагноз! — утверждает мрачный Холодильник, осторожно осматриваясь по сторонам. — Зачем вы сюда залезли? И кто его пустил?

— Не залезли, а пришли. Искать нужные вещи для праздника Маши, — гордо сообщаю я, вздернув нос.

— Вы уверены, что Маше нужно это? — и Холодильник разводит руками, показывая на все пыльное помещение в принципе.

— Уверена! — отрезаю я. — Вы задали все свои вопросы? Мы можем отсюда уйти?

— Нет. Не все, — медленно отвечает Холодильник. — Вы только что никуда не торопились, охваченные… сладострастием.

— Говорите уж сразу похотью, — фыркаю я презрительно. — Развратом.

— С этой точки зрения я еще ситуацию не рассматривал. И вам лучше не подсказывать мне эту идею, — щурит глаза Холодильник и угрожающе наступает.

— Что за странный интерес к моей благочестивости? — отступаю на шаг назад и упираюсь в тот сундук, на котором сидела.

— Благочестивость — это нравственная высота, вам недоступная, — пафосно утверждает Холодильник, подходя ко мне вплотную.

— Почему же? — отбиваюсь я словами. — Откуда такие выводы?

— Исключительно эмпирические, основанные на наблюдениях за вами, — Холодильник берет меня за подбородок и аккуратно, нежно прикасаясь, трет большими пальцами кожу моего лица возле уголков губ.

— Что за странная забота о чистоте моего лица? — хриплю я. — Навязчивая какая-то…

— Навязчивая, — соглашается Холодильник. — Не успеваю предотвратить — приходится работать с последствиями.

— Здесь нет воды, не умыться, — шепчу я, парализованная его прикосновениями.

— Да, — снова соглашается он. — Почему вы не вырывались?

— Не вырывалась?

— Из рук Гены. От его поцелуя? — Холодильник наклоняется, и я понимаю, что он сейчас меня поцелует. Традиционно туплю и медлю.

Но Александр Юрьевич обманывает мои ожидания: он быстро берет меня за руку и оборачивает вокруг моей оси, словно мы партнеры в знойном танго, потом с силой прижимает спиной к своей груди. Успеваю только охнуть.

— Вы очень неразборчивы в выборе партнера, — упрекает меня Холодильник ласково, терпеливо.

— Не ваше дело! — пищу я.

— Оказалось, что мое, — вздыхает Холодильник. — Если я вас не остановлю, вы перецелуетесь с половиной офиса и города.

— Кем вы меня считаете?! — поражаюсь я неприкрытой наглости и хамству. — И даже если этот так… То вас это не касается! Я целуюсь, с кем хочу! Если я решу, что это пол-офиса, значит, это будет пол-офиса!

— Не будет! — меня прижимают еще сильнее, до боли в ребрах. — Это был ваш последний бенефис, госпожа Симонова-Райская. Больше вы ни с кем целоваться не будете.