— Я думаю, что в течение двух лун мы доберемся до порогов Дницы. А там, даже если лошади падут, мы сможем выдолбить, или даже украсть, лодку и подняться по течению вверх до Сумеречного Леса.

— Хорошо, — кивнул Ландос. — А сколько нужно, чтобы достичь леса и его пересечь?

— До наступления зимы мы, надеюсь, будем на землях графа Бена. А там и наша граница.

— Вы точно успеете до зимы?

— Да... Надо успеть.

— Значит,так и сделаем.

— А что будете делать вы, когда мы исчезнем? — низкорослый Фада поднял на Ландоса встревоженные глаза.

— Мы скажем, что если нам не могут гарантировать жизнь и безопасность, оставшиеся братья отправятся на север сами. Если даже не дадут достаточно большой отряд сопровождения, это уже не так важно. В любом случае нас не смогут задерживать, разве что заключив в тюрьму. Они все-таки объявили меня законным правителем Валласа. Эрланд не осмелится... Четверо братьев уже мертвы. Двое, ты и Ирвен, пропадут из их поля зрения. Неизвестно что случится с Издой. А я... я останусь, чтобы доиграть свою роль. Остальные уйдут домой, четверо, если дойдут...

Фада сделал движение, как будто хотел обнять Ландоса.

— Поберегись, брат... Мы можем быть почти уверены, что нас с тобой никто сейчас не слышит, но нас могут видеть. Не надо делать движений, которые со стороны покажутся странными.

— Когда?.. Когда нам нужно отправиться... на охоту?

— Чем быстрее, тем лучше... Ирвен, как всегда, в море?

— Да.

— Сообщи ему как можно скорее...

Фада развернулся и упругой, легкой поступью направился на поиски брата. Ландос проводил его взглядом... У него защипало в глазах.

Ирвен все свободное время проводил на берегу. Ему так не хватало моря! Из всех братьев он был единственным, кто мог жить так же хорошо на воде, как и на суше. Часто уходил на своем легком резном судне на много лун лишь с небольшой дружиной и никогда не терял ни людей, ни корабль. Его отец, потомок землевладельцев Валласа, граничащего с Севером, взял в жены стройную женщину вринов — племени, кочующего на небольших лодках между островами бескрайнего океана. Мать Ирвена тосковала по морю, по большой семье, и когда мальчик подрос, отец согласился на долгое путешествие, чтобы его жена посетила родных.

Маленький Ирвен ехал в крытой повозке, запряженной тройкой грязно-белых лошадей, завернутый в шкуры. Когда высовывал голову наружу, видел только низкую северную равнину, покрытую редкими невысокими деревьями. И вдруг вдали возникло нечто... Он подумал, что это поросль низкой серой травы: плоская, широкая, раскинувшаяся в бесконечность степь. Но нет, это оказалось море — бескрайнее северное море. И прямо на границе суши, как часовой, стоял огромный серо-зеленый камень странной формы, вздыбленный валун. Море вторглось в его жизнь и затопило ее...

С детства Ирвен освоил легкую северную пирогу, как будто родился в ней. Преодолевать высокие морские волны, сильные отливы и приливы не составляло для него труда. Еще мальчишкой-подростком он садился в свое суденышко, брал в руки весло, гарпун и сеть, закутывал ноги шкурой и уплывал за мужчинами. И отец ничего не мог с этим поделать. Дед его матери, невысокий и сильный, пахнувший, как старый морж, лишь посмеивался в жесткие вислые седые усы, крутя в ухе круглую серебряную серьгу.

Вся юность Ирвена прошла в переездах от замка отца до северного берега. Теперь они отправлялись туда вдвоем с матерью. Их край был спокоен. Одинокая женщина могла пройти с полной золота кубышкой, не опасаясь ни за груз, ни за свою честь.

Низенькие мохнатые лошадки скакали не быстро, но зато без устали. Месяц перехода — и они у моря, в их временном летнем селении, где каждый дом пропах солью, рыбьей чешуей и медвежьим жиром. Мать оставалась с родными, а он уходил с дядьями в море.

Ни в одной семье Ирвен больше не встречал таких странных отношений, как у своих родителей, чтобы муж отпускал жену с малолетним сыном непонятно куда едва ли не на полгода. Каждую весну они уезжали и каждую осень возвращались к отцу. Пока однажды мать не умерла...

Она родила мертвую девочку и сгорала от лихорадки, сбрасывая с себя одежду, пылая пламенем. И звала сестер и братьев, позабыв в бреду имя мужа... А он, совсем поседевший у ее постели, лишь стискивал пылающие пальцы. Она так и угасла, называя супруга именем своего отца, оставшегося на севере. Овдовевший рыцарь приказал сжечь тело, а пепел завернул в шкуру и повез к океану. И уже подросший шестнадцатилетний Ирвен управлял повозкой, запряженной тройкой низких северных лошадей, а отец смотрел из-под полога на разворачивающуюся впереди бескрайнюю водную гладь.