— Что, не тебе снова женщина предложила возглавить страну? — насмешливо спросил Страж. — Второй раз тебе предложили искупить грех прошлого, и снова ты отказался.

— Диана?! Я должен был стать мужем Дианы Травал?!

— Ну да! А ты отказался второй раз! Долго еще от своей судьбы бегать будешь? — сурово сказал мертвый человек.

— А как же... брат? — Тарис растерянно смотрел на него.

— Не отпускал ты его все эти годы, вот и мучились все вокруг: и он, и ты, и люди...

— Куда я его не отпускал? — Бен, похоже, по-прежнему ничего не понимал.

— В путь. Он должен был уйти далеко-далеко, в замок за высокими белыми горами, и встретить там женщину. Тебе ведь уже объяснили! Что ж ты непонятливый-то такой? А ты все нарушил, малодушием своим, самоволием... И все приходится исправлять кое-как сейчас всем. Теперь время искривилось, и все может обрушиться — сомкнется мир из-за тебя!

— И что теперь? — в голосе Тариса звучали растерянность и страх.

 — Теперь тебе надо все исправлять. Сам заварил кашу, сам теперь и расхлебывай. Из-за нерешительности да трусости своей страдаешь, и все вокруг мучаются...

— Это он-то нерешительный?! Это он-то трусливый?! — помимо своей воли вскричала Кавада.

— Да, он, — Страж понизил голос и снова сурово обратился к гостю: — Отвечай! Не ты ли побоялся потеснить брата своего на троне? Не ты ли побоялся потом убить самозванца Травала? Не ты ли затем струсил законным мужем вдовствующей королевы стать да возглавить страну? Не ты ли по постелям шлюх шлялся, вместо того, чтобы снова объединить Империю?

— Я, — растерянно ответил Тарис. — А теперь? Теперь-то что будет?

— Последнюю возможность тебе предоставляют — хранят вас боги, бра-тьев-то... Утомили вы уже всех своеволием... Делай что должен и не думай о последствиях. Ты воин или нет?! — прикрикнул мертвый охотник.

— Да как же человеку разобраться во всем, что предлагает ему судьба? — Кавада пришла на помощь любимому. Она никогда не видела его таким растерянным.

— Не надо тебе разбираться, не твоего ума дело. Просто делай что должен. О последствиях не думай. Сколько можно тебе повторять?! Не нужно жить мыслями ни в прошлом, ни в будущем. Живи здесь и сейчас. Понял?

— Понял, — пробормотал Тарис, отхлебнув наконец пива. И горько добавил: — Так я, ко всему тому же, еще и оборотень...

— Да, оборотень. Великим королем тебе надо было стать, королем-оборотнем, память о котором сохранилась бы в веках, воодушевляя людей на много-много поколений вперед на подвиги и геройства. А ты все крови своей боишься, звериной, — Страж опустил голову, допил пиво, со стуком отставил бокал и заглянул пустыми глазницами в глаза графу. — Еще не прошло время твое, хотя уже истекают последние дни... Все, задержался я тут с вами. Работа меня ждет, дозор мой...

Поднялся, качнувшись... С ним резко встал и пес, перестав давить косточкой и боком на ногу Кавады. Мертвый человек вскинул руку в прощальном приветствии и вышел, свистнув собаке следовать за ним.

Тарис растерянно смотрел ему вслед.

— Ложись спать, — потрепал его по плечу Кабанья Голова. — Анча, стели гостям.

Женщина встала и стала раскладывать на полу кабаньи шкуры.

 — А что ж вы, — вдруг заметила Кавада, — сами-то наполовину кабан, а своих родичей убиваете?

— Испытание это, — серьезно посмотрел на нее маленькими звериными глазками хозяин. — Делать что должен — здесь и сейчас. А не думать, могу или не могу... В нерешительности хаос. Понимаешь? Если каждый будет колебаться, мир обрушится...

— Вы моей крови хотели, — вдруг вспомнила она. — Вы сказали, что я вам воняю... Если я могу как-то расплатиться за ваше гостеприимство, я с радостью...

— Искренне предлагаешь? — серьезно спросил человек-кабан.

Гостья, ничего не говоря, кивнула.

— Эх, жаль, Страж ушел, — с сожалением воскликнула Анча. — Но ничего, барышня, мы твоей крови в пиво добавим и для него оставим...

Тарис, погруженный в свои мысли, ничего не говоря, смотрел, как хозяйка полоснула ножом по тонкому запястью и долго держала раненую руку над бочонком, пока туда стекала кровь.

— Хватит, — замотала тряпицей. — Ложитесь спать. Завтра, как только рассветет, возвращаться вам.

Кавада легла первой, но долго не могла уснуть, болела порезанная рука. Слушала, как ворочались на своей лежанке Кабанья Голова и Анча, потом оба дружно захрапели. Граф вышел во двор, походил там, вернулся, разделся и вытянулся рядом.

— Где ты? — прошептал ей.

— Я здесь, — она положила руку ему на грудь. — Я с тобой.

— Кавада, не оставляй меня, — он развернул ее за плечи и прижал к себе.