— Нет, — Кавада улыбнулась. — Я сплю. Не буди меня. Я хочу и дальше спать...

 Тарис внимательно всматривался ей в глаза. Хозяйка продолжала смачивать ее лоб и виски чем-то сильно и свежо пахнущим, бормотала что-то.

— Почему ты решила, что спишь?

— У тебя есть лицо — твое лицо... Ты действительно красив, — она улыбнулась, не отрывая взгляда от его глаз, и увидела в них замешательство.

Он провел ладонью по щеке, вздрогнув так, что испугал даже маленькую женщину, и резко закричал:

— Зеркало! У вас есть зеркало?! — и начал метаться по дому, все переворачивая.

— А ну, не балуй, — раздался сердитый голос.

Из полумрака, от высокой лежанки в глубине комнаты отделилась рослая, крепкая фигура. Хозяин дома был не ниже Тариса и сейчас шел к нему, заложив большие пальцы огромных волосатых рук за пояс широких штанов, в распахнутой на груди рубахе. У приближающегося была кабанья голова.

Кавада больше не шевелилась и ничего не боялась: она была уверена, что это сон. Бен замер и тут же бросился на человека-кабана. Мужчины сцепились и покатились по полу, сшибая мебель. Хозяйка взвизгнула и отскочила в сторону. Из открытой двери кто-то прыгнул на дерущихся, явно на помощь хозяину, и вдвоем им удалось скрутить графу руки за спиной, повернув его лицом вниз.

Хоть это и был сон, Кавада все равно испугалась. Бена прижимали к половым доскам два человека, если их можно было назвать людьми. Мужчина с кабаньей головой держал одной рукой кисти Тариса за спиной, а коленом давил ему на спину ниже поясницы. Шею побежденного схватил обеими руками другой, в темном костюме и широкополой шляпе с дырами. Свой лук, покрытый паутиной и плесенью, он опустил у входа. Руки, сжимающие горло графа, оказались костяными пальцами с лоскутами болтающейся, уже сухой плоти. Его лица не было видно, мешали поля шляпы.

— А ну, не балуй, — сурово повторил хозяин дома. — Если еще раз дернешься, по башке получишь так, что больше не поднимешься. Этого хочешь?

— Сдаюсь, — глухо проговорил Тарис, упираясь скрюченным носом в деревянный пол. — Не буду больше драться.

— Не будешь, — холодно подтвердил мертвец. — Иначе горько об этом пожалеешь.

 Они отпустили его, и граф поднялся, уставившись на двоих, которым удалось его победить. Сейчас Каваде было хорошо видно лицо охотника: пустые глазницы, оголенные скуловые кости и зубы, серо-желтая, сползшая с челюстей мертвая кожа. Его длинные засаленные темно-русые пряди волос лежали на плечах, камзол словно припорошен пылью. Это был тот человек, удаляющуюся спину которого они видели за березовой рощей. Но запаха тлена не было. Пахли горевшие березовые дрова — дегтем и теплом.

— Где мы? — почему-то очень спокойно спросил Тарис, переводя взгляд с одного на другого.

В дом вошел большой светло-бежевый пастуший пес, обошел всех присутствующих, понюхал все, до чего смог дотянуться носом, и подошел к хозяйке, уткнувшись мордой в клетчатый передник. Женщина потрепала собаку по голове и ответила за всех:

— Где-где... В Иномирье, понятно же... Давайте, к столу идите, а драки все прекратите. Хотите драться — вон из избы! — и сама пошла к столу, поднимая перевернутую, сбитую мебель.

Кавада по-прежнему сидела не двигаясь и наблюдала происходящее. Бен на пути к столу нашел-таки начищенный до блеска медный таз, поднял и начал разглядывать себя в нем, словно в зеркале, ощупывая лицо. Мертвый человек и Кабанья Голова расставили все уроненное на пол и сели за стол. Хозяйка поставила перед ними бочонок пива, принесла высокие деревянные кружки и сама опустилась на стул рядом с гостьей, сконфуженно пробормотав:

— Нет больше ничего, не клевала рыба сегодня...

Мертвый охотник налил всем темного тягучего пива, пахнущего хмелем. Огонь в очаге, как по команде, осветил дом ярче, хотя никто не подкладывал дров.

— Лицо потом пропадет? — вдруг тоскливо спросил Тарис у сидящих.

— Вестимо, пропадет, — деловито заметил Кабанья Голова, попивая пиво.

— Слишком много вы внимания уделяете им, лицам, — сказал мертвый человек, повернув голову с пустыми глазницами в сторону вопрошающего.

Пересевшая по молчаливому жесту хозяйки Кавада увидела внутреннюю сторону его черепа через дырки глаз.

— Я вон вообще без лица живу, и ничего. И жизнь моя от этого совершенно не изменилась.

 — Так ты живешь или уже умер? — граф пересел поближе к ней и придвинул к себе деревянный бокал.

— Не твоя печаль, — отрезал тот. Он слегка шевелил челюстью, когда говорил.

Влил пиво в рот, и Кавада увидела, как полилась тягучая, темная жидкость в почти истлевшее горло, провалившись куда-то внутрь старого камзола. Женщина закрыла глаза... С одной стороны, соседство мертвого человека и Кабаньей Головы казалось неприятным, и она бы предпочла проснуться, но видеть неизуродованного Тариса было в радость...

— Она думает, что мы ей снимся, — хозяйка дома села и с жалостью перевела на нее взгляд.