— Лезь уже!

Кощей галантно поклонился, указывая на верёвку:

— Ты — первая!

Фигушки. Если я вылезу, Дубушка сразу целоваться начнёт, а тут Бессмертный. Представляю: картина Репина «Приплыли». Хотя, собственно, чего я должна стесняться? Я ведь ему — никто, не невеста. Я вздохнула, но упрямо повторила:

— Лезь.

Кощей пожал плечами, мол, не оценила воспитанности, уцепился за верёвку и стал подниматься. Как только его ноги оказались на поверхности, не дожидаясь предложения, я поспешила наверх. А то без меня они точно что-нибудь не поделят. Почти у поверхности меня ухватили с обеих сторон две мощные руки и, как пушинку, вытащили на свет Божий.

— Малинка! — расплылся в улыбке Вернидуб. — Милка моя!

— Чего это он? — округлил глаза Кощей.

Вот тут я решила оторваться по полной.

— Жених это мой, суженый. А ты, братик, рот закрой да поспешим к стене городской, светать вот-вот начнёт.

Бессмертный послушно захлопнул рот и попытался идти, но зашатался и сел, видно, не отошел ещё полностью после удара. Или перепоя.

Я залила его новой порцией бальзама, и ему стало полегче. Интересно, что это за зелье такое? Я понюхала кварту и отшатнулась. Тьфу ты, самогон настоящий!

Вернидуб вырвал посудину из моих рук.

— Девицам такое нельзя!

Он, что, думал, что я собираюсь пить ЭТО?

— Да я такое на дух не переношу!

— Так ты догадалась, что это? Смотри ж, никому не говори.

— А что будет? — переспросил Кощей.

— Зелье это новое, запрещенное, — объяснил добрый молодец. — Сбитень, медовуху можно пить, а за это и в яму упекут. А я без моей милки в яму не хочу.

Он обнял меня за талию и крепко прижал к себе.

— Пошли, Дубушка, помоги брата через ограду переправить.

Вернидуб забросил мою сумку за плечо, подхватил одной рукой меня, другой — Бессмертного, и мы двинулись по направлению к городской стене. Опять ощущалась знакомая вибрация, Китеж поднимался из глубин. Народ ещё спал, но только город окажется на берегу, Негасимый Свет снова упрячут в сокровищницу. Его можно взять только сейчас и никак позже. Кощей давно пытался подавать мне знаки, настолько «незаметные», что мой жених не выдержал и спросил:

— Милка, у тебя брательник контуженый, что ли? Или блаженный вовсе?

— Контуженый! — хлопнула я себя ладошкой по лбу. — А я лекарство забыла дома. Вы меня там, за крапивными зарослями, подождите, я мигом слетаю.

Я подобрала сарафан и рванула в сторону центральной городской площади, услышав сзади только удивлённое:

— Куда ты, Малинка? Ты ж не в той стороне живёшь!

Добежав до центра, я взглядом разведчика окинула территорию, не выходя из тени домов. Никого. Светлело с каждой минутой и откладывать было некуда. Я пробежалась к столбу, на котором сиял яркий камень, на ходу развязывая шнурок на черном мешочке, болтавшемся у меня на шее, вытащила подарок мимикра, схватила Негасимый Свет, который оказался совершенно холодным, сунула в мешочек, подменив его своим камнем, задержалась на мгновение, погладила его:

— Спасибо, камушек, ты меня не раз выручал, теперь тебе здесь жить, — и поспешила к ожидающим меня мужчинам.

— Всё в порядке, — кивнула на ходу Кощею. — Лекарство твоё я взяла. А теперь скорее наверх!

— Погоди, — ухватил меня за руку Вернидуб.

Я оглянулась. Возле стены стояла добротная лестница.

— Вот умница, Дубушка, раздобыл где-то…

Я почувствовала толчок.

— Китеж стал на берег. Теперь пора, — и мой «жених» подтолкнул Бессмертного к лестнице.

— Лезь, — шепнула я ему на ухо, я за тобой.

Кощей не заставил себя долго упрашивать, набросил на плечо сумку со своим драгоценным плащом и полез вверх. Вскоре глухой удар свидетельствовал о том, что он благополучно, надеюсь, приземлился с той стороны.

Я схватилась за лестницу.

— Малинка! А ты куда?

— Лекарство брату отдать забыла.

— Брось через ограду.

— В траве затеряется.

— Давай, я полезу.

— Дубушка, — я нетерпеливо топнула ножкой, — я попрощаться с братом хочу!

— Да я уже ждать тебя больше не могу!

И Вернидуб так прижал меня к себе, что я сразу почувствовала, что ждать он, действительно, больше не может.

— Миленький мой! Пять минут — и я навеки твоя. Брату ведь уходить надо. Неровен час, поймают опять!

Мой жених застонал и заскрежетал зубами.

— Один поцелуй, а то не пущу.

Ну вот, опять пришлось согласиться. Дубушка приник к моим губам так страстно, что теперь и пятнадцатью минутами не обойдётся. Он терзал мои губы мягко, но настойчиво, нежно, но жарко, так, что у меня в глазах потемнело и ноги подкосились. Я не упала только благодаря сжимающим меня мускулистым горячим рукам. Ну почему же это не Кощей, а? Внутри прокатилась горячая волна…