А Кассия крикнула:

— Мерк!

В полной уверенности, что демон и его друг где-то поблизости.

Так и оказалось. Мерк легко и аккуратно поднял Мэя на руки и без видимого напряжения принес в один из построенных эльфами домиков для людей. Кассия быстро договорилась о свободной кровати. Мерк опустил Мэя на постель.

Цербер разлегся рядом, на полу, блаженно и устало прикрыв глаза. До первой фразы Кассии, которую она огорченно произнесла, раздевая Мэя и расстегнув рубашку на груди:

— А где же?.. Как жаль, кажется, Мэй потерял свой аквамарин.

Мэй.

Невероятная лёгкость во всем теле! И, при этом, оно гибкое, сильное и полностью подчиняется его контролю! Мэй мог перемещался в пустом пространстве в любую сторону, с любой скоростью! Это лучше, чем крылья, определенно! Нужно рассказать Висту!..

А кто это, Вист, кстати? Неважно. Не имеет значения. Он тут же забыл странное имя, тенью мелькнувшее в памяти.

Важно лишь одно: нужно двигаться вперед! Его там ждут! И от нетерпения дрожит каждая жилка! Он рвется вперед и вверх! Туда, к свету! Да! Свет!!

Мэй зажмурился. А когда открыл глаза громко расхохотался в голос, от радости, как ребенок! Впрочем… он и стал ребенком! Со счастливой улыбкой и удивлением рассматривал свое маленькое, детское тело, одетое в легкое, летящее, эльфийское одеяние, штаны и тунику. Мэй стоял по колено в мягкой траве, босиком, щурясь под лучами яркого света дневной звезды! Длинные белоснежные волосы заплетены в изящную, сложную косу, часть прядей выпущена и развивается под порывами теплого ветерка.

Быстро осмотрелся. Он на лугу. Кругом запахи разнотравья и цветов. Совсем рядом с ним лесная опушка. И оттуда начинается приветливая узкая тропинка. Ноги сами понесли его по ней.

Мэй бежал по лесной тропинке вприпрыжку, размахивая руками, останавливался, оборачивался, рассматривал окружающие его деревья, чувствовал древнюю сильную энергетику. И пил её, впитывал всей душой. Иногда сходил с тропы и, не в силах сдержаться, обнимал ствол дерева, приникал к щекой к теплой, шершавой, дружелюбной коре. И словно рождался заново. Оживал. Очищался.

Закрыв глаза, слушал шум леса, деликатный и ровный, успокаивающий и излечивающий. Благодарил дерево, шептал одними губами слова на эльфийском. Глупый, он думал, что давно забыл этот древний язык. А теперь знания сами всплывали из глубин памяти. И он смеялся. И снова бежал дальше.

Появилось чувство, что его ждут! Там, на другом конце этой тенистой тропинки!

Да, она вывела его на поляну, через которую протекал говорливый, прозрачный ручеек. А на берегу стоял небольшой, уютный домик, окруженный плодовыми деревьями и весь словно утонувший в разноцветных цветах!

Дверь открыта. На пороге стоит пожилая эльфийка, смеется и протягивает к нему руки! Глаза у нее бирюзовые, окруженные сеточкой добрых, веселых морщинок!

— Мальчик мой! Малыш Мэй! Беги скорее сюда!

И он бежит со всех ног, без сомнений! И с разбегу влетает в сильные, добрые, нежные объятия!

Его целуют, тормошат, со смехом и счастливыми слезами! И он тоже смеется! И плачет!

— Внучек мой любимый! Я дождалась тебя!

— Бабушка! Моя бабушка!..

Кассия.

Цербер вскинулся, бросился к Мэю. Сунул нос к его груди, разворошил одежду. И зло уставился на Кассию.

— Я не помню, — растерянно ответила она на невысказанный вопрос. — Кажется, последний раз я видела этот камень в госпитале. Правда, не помню.

Свирепый короткий рык. Пламя, метнувшееся в узких зрачках лютых шоколадных глаз.

— Сейчас, я постараюсь.

Кассия села рядом, на табурет. Зажмурилась. И добросовестно постаралась вызвать у себя последние воспоминания, связанные с аквамарином Мэя.

Та ночь. Когда он на руках утащил её с крыши. Щеки Кассии затеплели. Да, она помнила, на шее Мэя не было аквамарина. На нем вообще ничего не было. Её эльф был полностью обнажен. Вздохнула, постаралась отсоединиться от бередящих, возбуждающих воспоминаний. Чуть отмотала назад.

Вот Мэй вносит её в комнату. Опускает на кровать. Целует. Да, она не видела, но почувствовала, как крупный камень на его груди слегка царапнул её тонкую кожу. Потом, раздеваясь, Мэй его снял. Вместе с одеждой. Иначе никак. Она бы почувствовала. В их первую ночь на его шее тоже ничего не было!